Я юродивый, я – юродивый
и на площади при народе я
всё кричу, задыхаюсь, требую,
сам едва разбирая суть.
Ноги – правая, после – левая,
всё бегут, а куда – не ведают,
и я сам до конца не ведаю,
кто придумал им этот путь.
Буквы – гласная, после – громкая,
площадь режут,
бомбят
и комкают,
моя глотка иерихонская
всё не ржавится,
как ни пей,
всё поёт свои песни чёрные.
В тряпках пёстрых на пузе города
всё юродствую я, отчаянный,
и меня не найти смешней.
Я во сне вижу только страшное:
самолёты, пожар над башнями,
лица – белые, лица – мёртвые,
землю, зубы, стекло, войну –
и я должен сказать им, господи,
но слова мои стали плоскими,
все мелодии стали тихими,
и как вырываться –
не пойму.
Я фоню одиноким рупором,
ртом бессмысленным и пурпуровым,
и я порчу им воскресение,
и я порчу красивый вид.
Я не справлюсь, не справлюсь, господи,
с этой скоростью, с этим голосом,
только бросить всё это, господи,
богородица не велит.
Пальцы вертятся, уши прыгают,
о прохожих бьюсь мёртвой рыбой я
и транслирую что-то жуткое,
так что, господи, поделом:
руки – мягкая, после – жёсткая,
вдруг –
хватают меня за волосы,
хруст –
ломают меня по косточке,
бум –
и я на земле ничком.
Распластался бордовой лужицей,
а асфальт всё гудит и кружится.
Я бы так и валялся, господи,
пересчитывал этажи.
Бесполезный,
пустой,
уродливый,
совершенно
ненужный
родине.
Для кого голосить мне, господи?
Сжалься,
выгляни,
да скажи.
-
зима 2019/2020
