(По мотивам "Мастера и Маргариты")
Маргарита моя, жизнь пропала!
Не нуждаясь в ответе твоем,
Одаренный немым моим сном,
На яву или нет
Рассуждаю, пишу и маюсь,
Из угла хожу в угол,
В лице не меняясь,
И, надломленный,
Тихо смотрю.
Обожать мне любую тебя,
Только сердце закрыла она, –
Тьма, пришедшая с моря,
Мёртвого моря,
Солью своею омыла глаза.
Через тысячи лет омыла глаза...
И кувшин Фалернского вина
Снова падает на пол.
Представляешь,
Блеснула гроза.
Как же тихо мне и далеко.
Никогда я не верил, что всё
Может так быть представлено.
Наши судьбы –
Как воздух разряженный.
Только мало ли сколько времени
Удивляться весьма ненамеренно,
Как под дождь
Можно больше видений
Вырывать из себя.
И смотреть на Москву из окна.
Вспоминать, что спокойна толпа
Только если наполнена криком,
Неслыханным криком,
Как разбитая в клочья волна.
Дальше – больше висячих мостов,
Хасмонейский дворец, что кругом,
Между храмом и башней –
Лишь тьма.
И закрытая ею Луна.
Вопрошающе смотрит лицо.
Тот, о ком говорил мне Иван, – всё равно.
Есть ли разница как он посмотрит?
Угрожающе и всесильно
Или вдруг удивлённо протянет
Имя, моё позабытое имя?
Как ужасно льёт дождь. Послушай!
Он напомнил мне сердце скрученное,
И украденный нож Матвея.
Сколько сделал шагов до цели.
Сколько раз проклял Чёрного Бога,
И, не веря, что происходит,
Малодушно упал на землю.
Но, постой же,
Мне нужно проститься.
Ты же знаешь – не за что злиться,
И заглядывать в серые лица,
Не способные потревожить.
И «Прощай, ученик!» и «Да».
Как проходит сквозь пальцы вода, времена!
Как грустны и спокойны эти глаза,
Понимая, что нет больше силы,
Что на части бы нас разделила.
Не из мира сего одежда,
Не из мира сего туманы,
Вороных лошадей плеяды
В растолчённом до черноты небе.
И обвалы в горах бесцельны,
За фигурой правителя.
Смотреть как может он лежать,
К собаке руку простирать,
И видеть пред собою казнь,
И чувствовать свою с ней связь,
Когда измучен жаждой сна.
И думает – «на ком вина?»
В луче молочной звёздной пыли,
Там все года ему простили,
И все шаги, что ненавидел,
Всё в эту ночь исчезнет с миром,
Когда все платят по счетам.
И рано сердце умывать
Настоем горьким и полынным.
Когда-то сцеженным насильно
Кровавым блеском
Тетрадрахм.
Там обернётся время вспять,
Что проживать не будет мочи,
Оставлен призраками зодчих
Ершалаима опалённого,
Печалью стены обнесённые,
И скорбью вовсе не влюблённого
В свои дворцы и их людей.
А мы – дождём изрешечённые
Московских улиц пеленой,
Что повстречались на Тверской,
Теперь погибнув, ждём покой.
В конце концов непобеждённые.