~Чадов уже почти заснул. Был тот самый момент, когда сознание отделяясь от собственного я, как бы растворяется в пространстве и мир, обыденный и знакомый, начинает трансформироваться во что-то иное, фантастическое и новое, но тут он услышал телефонный звонок на кухне. Мистерия начинающегося сна распалась и его, словно кота за шкирку, выдернуло в явь. Звонок повторился.
- Да что это за сволочь так поздно звонить вздумала? - сказал он злобно.
Сопящая рядом жена, так же в свою очередь, не успев полностью утонуть во сне, дернулась и прохрипела:
- Ты чего это?
- Кто звонит то так поздно?
- Где? - жена разлепила глаза и в полутьме уставилась на мужа.
Телефон не умолкал. Видимо звонящий не соображал, что уже почти два ночи.
- Ты что оглохла?
- С ума сошел? Какой телефон, спи.
- Ты не слышишь что ли? - удивился Чадов. Тем временем звонки продолжались и слышались отчетливо и громко.
- Да ну тебя, - и жена повернувшись к Чадову спиной умолкла, и уже через секунду засопела снова.
Телефон все еще продолжал неумолимо трезвонить. Чадов удивленно посмотрев в сторону жены, встал с кровати и пошел на кухню, намереваясь выплеснуть в трубку всю свою желчь, он даже начал формулировать то, что скажет неведомой сволочи, но тут споткнулся о пылесос, который забыли убрать с вечера, и весь его, поистине титанический гнев, обличенный в ругательство способное, должно быть, сокрушить любого, словно заклинание мага, вылился в пространство квартиры впустую, а телефон, между тем, продолжал звонить. Войдя на кухню, и закрыв за собой дверь, Чадов, прихрамывая, нащупал в темноте трубку и злобно сказал:
- Алло?
- Слушай меня внимательно, Чадов. Сейчас ты выйдешь из кухни и найдешь меня. Я тебя давно жду. Торопись, а то рассвет скоро, - прохрипел в трубке знакомый голос.
- Ах ты мразь! - крикнул Чадов, - Шуточки шутишь гнида пьяная, - шипя змеёй сказал он, - Я тебе завтра, паскуда, устрою!
И с остервенением бросил трубку. Он понял, что ему звонил дружок Антипенко, который явно накануне нажрался и теперь издевается. Сам то Антипенко, в отличии от Чадова, не работал уже полгода, существуя за счет случайных подруг и таких же выпивох друзей, а Чадову с утра нужно было идти на работу.
- Ну сволочь, - произнес он и вышел из кухни.
В этот миг Чадова овеял ледяной порыв ветра, словно он вышел в морозную ночь из избы в одних трусах. Он поежился и... увидел с ужасом, что это так и есть. Он стоял посреди заснеженного поля, босиком в одних трусах, а вокруг него была непроглядная ночь. Чадов попятился, нащупывая дверь и упал в снег. Двери не было. Он оглянулся. Ничего. Только вдалеке, одиноко, среди слегка искрящегося снега, был виден какой-то объект. Чадов присмотрелся и понял, что это то ли домишка, то ли сарай с маленьким окошком, в котором еле-еле угадывался тусклый огонек. Холод заставил встать и принять единственно верное в безысходном положении решение, он побежал к строению. Это действительно был крохотный домишка, покосившийся от времени, с сугробом на крыше и небольшой печной трубой из которой поднимался дымок. Поежившись от дикого холода, Чадов приблизился к окошку и заглянул. Стекла были такими заледенелыми, что решительно ничего невозможно было увидеть и он, чертыхнувшись, пошел кругом дома, обнаружив с другой стороны дверь с деревянной ручкой. Открыв её он быстро вошел, так как сил мерзнуть уже не было и закрыл за собой дверь. Первым он увидел стол грубого сруба и две скамьи у него. На столе лежал небольшой фанерный ящик. Больше ничего и не было в доме, только справа, в углу, мерцала чугунная печка, а возле неё кто-то сидел на корточках завернувшись в грязный, рваный местами тулуп. Сидел он съежившись как мокрый голубь, и тень его подрагивала на досках пола от мерцания пламени печи.
; Вошел таки, идиот, - сказал незнакомец и хрипя затрясся. Чадов понял, что это его смех. Был он жутким. Незнакомец вдруг закашлялся и как то резко затих.
; Вы кто? - спросил дрожащим голосом Чадов.
; Я то? Хм... да кто кто... я твой бог! - сказал он.
; Кто?
; Да ты садись Чадов, чего стоять то. Вон скамья.
Чадов прошел, скрипя досками, и сел на самый край, ближе к двери, готовый в любой момент вскочить и убежать. Так страшно ему никогда еще не было. Все казалось ему невозможным, нелепым, и в тоже время он понимал, что это не сон. Реалистичность происходящего вселяла еще больший ужас.
- Ты Чадов все по ночам, перед сном к богу обращаешься, да? Все молишь, что бы тебе счастье в руки упало, деньги пришли. Так ведь? - не оборачиваясь сказал человек.
- Я? Ну так ведь...
- Просишь, просишь. Помоги мне мол, вон у того и машина лучше и квартира и работа перспективная. Другим все завидуешь. Счастье себе выпрашиваешь, так?
- Ну, - потупился Чадов, - а разве другие не так?
- Разговор о тебе, - жестко напомнил незнакомец.
- Прошу, - согласился Чадов.
- Просишь, верно. А кого ты просишь, а? Какого такого бога? Ты же не веришь ни в кого.
- Да ведь...
- Ты Чадов не крещенный, не мусульманин, не иудей. Ты даже не язычник. Ни в Будду ты не веришь, ни в Перуна, ни в Зевса, тем более. Ты даже в инопланетян не веришь. Так?
- Ну, признаться, да, - пожал плечами Чадов.
- Ага. Верно, - в печи что-то треснуло, свет исказился и тень незнакомца содрогнулась.
- Но ведь я предполагаю что...
- Ну ну, - приободрил, издевательски, греющийся у печи неизвестный, - что ты там предполагаешь?
- Что есть на свете некая сила... Как бы бог, или не бог, но что-то такое, но может быть оно скрыто ото всех, потому что мне, если честно, ни одна религия до конца не нравиться. Все это обман какой-то...
- Это ты верно сказал Чадов, про некую силу. Сила эта есть. И знаешь, что такое эта сила?
- Что же?
- Вера, Чадов, вера. Единственная реальная сила. А теперь ответь мне как можно создать бога?
- Создать бога?
- Ага.
- Так ведь это боги создают людей... - он опешил.
- Нет, Чадов, наоборот. Когда сотни тысяч верят в одного бога он становиться реальным и могущественным, потому как наделен силой веры этих сотен тысяч. И он им и помочь может и чудо может сотворить и много чего еще. А теперь подумай и скажи какого бога может создать один человек, не верящий ни в кого, но всякий раз прося, разговаривая сам с собой, и что может сделать тот бог, в которого верит всего один человек?
- Не знаю, наверное мало чего.
- Именно. Вот ты меня и создал.
С этими словами, незнакомец поднялся и повернулся к Чадову лицом. Взглянув на него, Чадов пришел в ужас. Перед ним стоял он сам. Грязный, заросший щетиной, в одних трусах и тулупе. Выглядел он больным и каким-то внезапно постаревшим.
- Нравиться? -хрипло спросил Чадов - бог.
- Боже мой... - ужаснулся Чадов.
- Да-да, именно. Твой!
- Зачем ты меня сюда затащил?
- За тем, Чадов, что бы ты меня уничтожил. Ибо только ты и можешь это сделать. Ведь ты мой создатель.
- Но как я тебя могу уничтожить?
Чадов — бог, хромая и кашляя подошел к столу и открыв ящик достал из него револьвер. Чадов вздрогнул. Но тот стрелять не собирался, он протянул оружие своему создателю и насильно вложил в дрожащую и немеющую, от дикости происходящего, руку. После он скинул с себя тулуп и подойдя ближе, накинул его на плечи Чадова.
- Пошли.
Они вышли в поле. Стоял дикий холод. В небе не было ни звезд, ни луны. Это Чадов заметил только сейчас. Этот мир был безжизненный и чудовищный.
- Видишь какой мир для своего божества ты создал, - словно читая его мысли сказал Чадов-бог, когда они отошли от дома. Он остановился и повернулся к нему лицом, - Это все потому, что ты, жалкий, пустой человек. Без фантазии и смысла, без настоящей цели. Деньги, Чадов, целью быть не могут. Деньги это средства, инструменты. Ну ничего, скоро ты это поймешь. Ты отвратительная и жалкая личность, ты не сумел создать даже подобие мира, где можно применить все свои запрошенные богатства. Стреляй же!
Но Чадов не мог. Он никогда ни в кого не стрелял. Хотя это существо, похожее на него и в тот же миг являющееся его самым жутким кошмаром, вызывало в душе невыразимое отвращение.
- Ты трус и ничтожество. Заурядная, бесполезная тварь! Стреляй! Никто об этом все равно не узнает. Безнаказанность! - хрипло и мерзко захохотал его бог, - Стреляй!
И Чадов, поняв, что, действительно, никого тут нет, поднял револьвер и выстрелил. Пуля попала в грудь. В этот миг Чадов ощутил какое-то облегчение и даже эйфорию. Его ничтожное божество рухнуло на колени. Голова упала на грудь, но тут же медленно поднялась.
- Подойди, - сказало оно и изо рта брызнули капли крови.
Чадов приблизился и нагнулся.
- Я кое-что забыл тебе сказать. Ты ведь не знаешь, верно, что бывает с тем кто убивает бога?
- Нет, - изумился тот.
- Он сам становиться на его место, - смертельно раненый, судорожно затрясся в последнем приступе смеха, - Помни, Чадов, здесь, в этом мире, вечность безвременья. Теперь ты — это я... - он упал и черная кровь из раны и рта залила белый снег.
Чадов вернулся в дом. Он замерз. Он сел у печи и принялся греть руки у пламени. Сознание его словно отключилось он думал и думал, и все никак не мог понять, что с ним случилось. Как он мог попасть в такой мир. Внимательно осмотревшись он увидел в дальнем темном углу мешки, до этого они были скрыты тенью стола. Он подошел и вскрыл один. Там пачками лежали доллары. Миллионы долларов. Тогда он подошел к столу и открыл ящик. В нем лежал обыкновенный телефон.
; Я должен всё изменить, - понял он. Он набрал номер и сел на скамью. Шли гудки. Долгие-долгие гудки. Так прошли сотни лет. Но он терпеливо ждал, в пустом, безжизненном мире. Он сходил с ума, он мучился в вечности, стрелялся из револьвера, но все было тщетно. Он был богом и он был бессмертен. Миллионы лет одиночества в пустом мире у вечной печи раздумий и страха. Порой ему казалось, что он не один, и он говорил со своими демонами, но и их не было на самом деле. Он снова сходил с ума и приходил в себя, снова. Снова и снова. Он знал, что это вечный ад. Но вот однажды, спустя долгий круг вращения вселенной, трубку на том конце сняли и он услышал:
- Алло?
- Слушай меня внимательно, Чадов. Сейчас ты выйдешь из кухни и найдешь меня. Я тебя давно жду. Торопись, а то рассвет скоро, - прохрипел он в трубку.
- Ах ты мразь! - услышал он, - Шуточки шутишь гнида пьяная, - шипя змеёй выдавил из себя Чадов на том конце провода, - Я тебе завтра, паскуда, устрою! - связь оборвалась.
Чадов — бог торжествующе захохотал, хрипло и мерзко. Он, поднялся, спрятал револьвер и телефон в ящик, закрыл его и сел к печи, укутавшись в тулуп. Вскоре дверь в его вечную обитель открылась и он понял, что скоро будет свободен. И уже никогда не родиться тем, кем он был.
*
