17 мин
Слушать

Кошачьи уши

В те годы Верхнего да Ильинского в помине не было.

Только наша Полевая да Сысерть.

Ну, в Северной тоже железком побрякивали.

Так, самую малость.

Сысерть-то светлее всех жила.

Она, вишь, на дороге пришлась в казачью сторону.

Народ туда-сюда проходил да проезжал.

Сами на пристань под Ревду с железом ездили.

Мало ли в дороге с кем встретишься, чего наслушаешься.

И деревень кругом много.

У нас в Полевой против сысертского-то житья вовсе глухо было.

Железа в ту пору мало делали, больше медь плавили.

А ее караваном к пристани-то возили.

Не так вольготно было народу в дороге с тем, с другим поговорить, спросить.

Под караулом-то попробуй!

И деревень в нашей стороне - один Косой Брод.

Кругом лес, да горы, да болота.

Прямо сказать, - в яме наши старики сидели, ничего не видели.

Барину, понятное дело, того и надо.

Спокойно тут, а в Сысерти поглядывать приходилось.

Туда он и перебрался.

Сысерть главный у него завод стал.

Нашим старикам только стражи прибавил да настрого наказал прислужникам:

- Глядите, чтобы народ со стороны не шлялся, и своих покрепче держите.

А какой тут пришлый народ, коли вовсе на усторонье наш завод стоит.

В Сысерть дорогу прорубили, конечно, только она в те годы, сказывают, шибко худая была.

По болотам пришлась.

Слани верстами.

Заневолю брюхо заболит, коли по жерднику протрясет.

Да и мало тогда ездили по этой дороге.

Не то, что в нонешнее время - взад да вперед.

Только барские прислужники да стража ездили.

Эти верхами больше, - им и горюшка мало, что дорога худая.

Сам барин в Полевую только на полозу ездил.

Как санная дорога установится, он и давай наверстывать, что летом пропустил.

И все норовил нежданно-негаданно налететь.

Уедет, примерно, вечером, а к обеду на другой день уж опять в Полевой.

Видно, подловить-то ему кого-нибудь охота была.

Так все и знали, что зимой барина на каждый час жди.

Зато по колесной дороге вовсе не ездил.

Не любо ему по сланям-то трястись, а верхом, видно, не способно.

В годах, сказывают, был.

Какой уж верховой!

Народу до зимы-то и полегче было.

Сколь ведь приказчик ни лютует, а барин приедет - еще вину выищет.

Только вот приехал барин по самой осенней распутице.

Приехал не к заводу либо к руднику, как ему привычно было, а к приказчику.

Из конторы сейчас же туда всех приказных потребовал и попов тоже.

До вечера приказные прибыли, а на другой день барин уехал в Северну.

Оттуда в тот же день в город поволокся.

По самой грязи приспичило ему.

И обережных с ним что-то вроде много.

В народе и пошел разговор:

Что за штука?

Как бы дознаться?".

По теперешним временам это просто - взял да сбегал либо съездил в Сысерть, а при крепости (крепостном праве. - Ред.) как?

Заделье надо найти, да и то не отпустят.

И тайком тоже не уйдешь, - все люди на счету, в руке зажаты.

Ну, все ж таки выискался один парень.

- Я, - говорит, - вечером в субботу, как из горы поднимут, в Сысерть убегу, а в воскресенье вечером прибегу.

Знакомцы у меня там.

Живо все разузнаю.

Ушел да и не воротился.

Мало погодя приказчику сказали, а он и ухом не повел искать парня-то.

Тут и вовсе любопытно стало, - что творится?

Еще двое ушли и тоже с концом.

В заводе только то и нового, что по три раза на дню стала стража по домам ходить, мужиков считать, - все ли дома.

В лес кому понадобится за дровами либо за сеном на покос, - тоже спросись.

Отпускать стали грудками и со стражей.

- Нельзя, - говорит приказчик, - поодиночке-то.

Вон уж трое сбежали.

И семейным в лес ходу не стало.

На дорогах заставы приказчик поставил.

А стража у него на подбор - ни от одного толку не добьешься.

Тут уж, как в рот положено стало, что в Сысертской стороне что-то деется.

И шибко им - барским-то приставникам - не по ноздре.

Зашептались люди в заводе и на руднике.

- Что хочешь, а узнать надо.

Одна девчонка из руднишных и говорит:

- Давайте, дяденька, я схожу.

Баб-то ведь не считают по домам.

К нам вон с бабушкой вовсе не заходят.

Знают, что в нашей избе мужика нет.

Может, и в Сысерти эдак же.

Способнее мне узнать-то.

Девчонка бойконькая...

Ну, руднишная, бывалая...

Все-таки мужикам это не в обычае.

- Как ты, - говорят, - птаха Дуняха, одна по лесу сорок верст пройдешь?

Осень ведь - волков полно.

Костей не оставят.

- В воскресенье днем, - говорит, - убегу.

Днем-то, поди, не посмеют волки на дорогу выбежать.

Ну, и топор на случай возьму.

- В Сысерти-то, - спрашивают, - знаешь кого?

- Баб-то, - отвечает, - мало ли.

Через них и узнаю, что надо.

Иные из мужиков сомневаются:

- Что баба знает?

- То, - отвечает, - знает, что мужику ведомо, а когда и больше.

Поспорили маленько мужики, потом и говорят:

- Верно, птаха Дуняха, тебе сподручнее идти, да только стыд нам одну девку на экое дело послать.

Загрызут тебя волки.

Тут парень и подбежал.

Узнал, о чем разговор, да и говорит:

- Я с ней пойду.

Дуняха скраснела маленько, а отпираться не стала.

- Вдвоем-то, конечно, веселее, да только как бы тебя в Сысерти не поймали.

- Не поймают, - отвечает.

Вот и ушла Дуняха с тем парнем.

Из завода не по дороге, конечно, выбрались, а задворками, потом тоже лесом шли, чтобы их с дороги не видно было.

Дошли так спокойно до Косого Броду.

Глядят - на мосту трое стоят.

По всему видать - караул.

Чусовая еще не замерзла, и вплавь ее где-нибудь повыше либо пониже тоже не возьмешь - холодно.

Поглядела из лесочка Дуняха и говорит:

- Нет, видно, мил дружок Матюша, не приводится тебе со мной идти.

Зря тут себя загубишь и меня подведешь.

Ступай-ка скорее домой, пока тебя начальство не хватилось, а я одна попытаюсь на женскую хитрость пройти.

Матюха, конечно, ее уговаривать стал, а она на своем уперлась.

Поспорили да на том и решили, будет он из лесочка глядеть.

Коли не остановят ее на мосту - домой пойдет, а остановят - выбежит, отбивать станет.

Подобралась тут Дуняха поближе, спрятала покрепче топор да и выбежала из лесу.

Прямо на мужиков бежит, а сама визжит-кричит:

- Ой, дяденьки, волк!

Ой, волк!

Мужики видят - женщина испугалась, - смеются.

Один-то ногу еще ей подставил, только, видать,

Дуняха в оба глядела, пролетела мимо, а сама все кричит:

- Ой, волк!

Ой, волк!

Мужики ей вдогонку:

- За подол схватил!

За подол схватил!

Беги - не стой!

Поглядел Матюха и говорит:

- Пролетела птаха!

Вот девка!

Сама не пропадет и дружка не подведет!

Дальше-то влеготку пройдет сторонкой.

Как бы только не припозднилась, волков не дождалась.

Воротился Матвей домой до обхода.

Все у него и обошлось гладко - не заметили.

На другой день руднишным рассказал.

Тогда и поняли, что тех - первых-то - в Косом Броду захватили.

- Там, поди, сидят запертые да еще в цепях.

То приказчик их и не ищет - знает, видно, где они.

Как бы туда же наша птаха не попалась, как обратно пойдет!

Поговорили так, разошлись.

А Дуняха что?

Спокойно сторонкой по лесу до Сысерти дошла.

Раз только и видела на дороге полевских стражников.

Домой из Сысерти ехали.

Прихоронилась она, а как разминовались, опять пошла.

Притомилась, конечно, а на свету еще успела до Сысерти добраться.

На дороге тоже стража оказалась, да только обойти-то ее тут вовсе просто было.

Совернула в лес и вышла на огороды, а там близко колодец оказался.

Тут женщины были,

Дуняху и незаметно на людях стало.

Одна старушка спросила ее:

- Ты чья же, девушка, будешь?

Ровно не из нашего конца?

Дуняха и доверилась этой старушке.

- Полевская, - говорит.

Старушка дивится:

- Как ты это прошла?

Стража ведь везде наставлена.

Мужики не могут к вашим-то попасть.

Который уйдет - того и потеряют.

Дуняха ей сказала.

Тогда старушка и говорит:

- Пойдем-ко, девонька, ко мне.

Одна живу.

Ко мне и с обыском не ходят.

А прийдут - так скажешься моей зареченской внучкой.

Походит она на тебя.

Только ты будто покорпуснее будешь.

Зовут-то как?

- Дуняхой, - говорит.

- Вот и ладно.

Мою-то тоже Дуней звать.

У этой старушки Дуняха и узнала все.

Барин, оказывается, куда-то вовсе далеко убежал, а нарочные от него и к нему каждую неделю ездят.

Все какие-то наставления барин посылает, и приказчик Ванька Шварев те наставления народу вычитывает.

Железный завод вовсе прикрыт, а мужики на Щелкунской дороге канавы глубоченные копают да валы насыпают.

Ждут с той стороны прихода.

Говорят - башкирцы бунтуются, а на деле вовсе не то.

По дальним заводам, по деревням и в казаках народ поднялся и башкиры с ними же.

Заводчиков да бар за горло берут, и главный начальник у народа Омельян Иваныч прозывается.

Кто говорит - он царь, кто - из простых людей, только народу от него воля, а заводчикам да барам - смерть!

То наш-то хитряга и убежал подальше.

Испугался!

Узнала, что в Сысерти тоже обход по домам и работам мужиков проверяет по три раза в день.

Только у них еще ровно строже.

Чуть кого не случится, сейчас всех семейных в цепи да и в каталажку.

Человек прибежит:

- Тут я, - по работе опоздал маленько!

А ему отвечают:

- Вперед не опаздывай! - да и держит семейных-то дня два либо три.

Вовсе замордовали народ, а приказчик хуже цепной собаки.

Все ж таки, как вечерний обход прошел, сбежались к той старушке мужики.

Давай Дуняху расспрашивать, что да как у них.

Рассказала Дуняха.

- А мы, - говорят, - сколько человек к вашим отправляли - ни один не воротился.

- То же, - отвечает, - и у нас.

Кто ушел - того и потеряли!

Видно, на Чусовой их всех перехватывают.

Поговорили-поговорили, потом стали о том думать, как Дуняхе в Полевую воротиться.

Наверняка ее в Косом Броду поджидают, а как мимо пройдешь?

Один тут и говорит:

- Через Терсутско болото бы да на Гальян.

Ладно бы вышло, да мест этих она не знает, а проводить некому...

- Неуж у нас смелых девок не найдется? - говорит тут хозяйка. - Тоже, поди-ко, их не пересчитывают по домам, и на Терсутском за клюквой многие бывали.

Проводят!

Ты только дальше-то расскажи ей дорогу, чтоб не заблудилась да не опоздала.

А то волкам на добычу угодит.

Ну, тот и рассказал про дорогу.

Сначала, дескать, по Терсутскому болоту, потом по речке Мочаловке на болото Гальян, а оно к самой Чусовой подходит.

Место тут узкое.

Переберется как-нибудь, а дальше полевские рудники пойдут.

- Если, - говорит, - случится опоздниться, тут опаски меньше.

По тем местам от Гальяна до самой Думной горы земляная кошка (мифическое существо, живущее в земле, иногда показывает свои "огненные уши". - Ред.) похаживает.

Нашему брату она не вредная, а волки ее побаиваются, если уши покажет.

Не шибко к тем местам льнут.

Только на это тоже не надейся, побойче беги, чтобы засветло к заводу добраться.

Может, про кошку-то - разговор пустой.

Кто ее видел?

Нашлись, конечно, смелые девки.

Взялись проводить до Мочаловки.

Утром еще потемну за завод прокрались мимо охраны.

- Не сожрут нас волки кучей-то.

Побоятся, поди.

Пораньше домой воротимся, и ей - гостье-то нашей - так лучше будет.

Идет эта девичья команда, разговаривает так-то.

Мало погодя и песенки запели.

Дорога бывалая, хаживали на Терсутско за клюквой - что им не петь-то?

Дошли до Мочаловки, прощаться с Дуняхой стали.

Время еще не позднее.

День солнечный выдался.

Вовсе ладно.

Тот мужик-от говорил, что от Мочаловки через Гальян не больше пятнадцати верст до Полевой.

Дойдет засветло, и волков никаких нет.

Зря боялись.

Простились.

Пошла Дуняха одна.

Сразу хуже стало.

Места незнакомые, лес страшенный.

Хоть не боязливая, а запооглядывалась.

Ну, и сбилась маленько.

Пока путалась да направлялась, - глядишь, - и к потемкам дело подошло.

Во всех сторонах заповывали.

Много ведь в те годы волков-то по нашим местам было.

Теперь вон по осеням под самым заводом воют, а тогда их было - сила!

Видит Дуняха - плохо дело.

Столько узнала, и даже весточки не донесет!

И жизнь свою молодую тоже жалко.

Про парня того - про Матвея-то - вспомнила.

А волки вовсе близко.

Что делать?

Бежать - сразу налетят, в клочья разорвут.

На сосну залезть - все едино дождутся, пока не свалишься.

По уклону, видит, к Чусовой болото спускаться стало.

Так мужик-то объяснил.

Вот и думает:

Хоть бы до Чусовой добраться!"

Идет потихоньку, а волки по пятам.

Да и много их.

Топор, конечно, в руке, да что в нем!/

Только вдруг два синеньких огня вспыхнуло.

Ни дать ни взять - кошачьи уши.

Снизу пошире, кверху на нет сошли.

Впереди от Дуняхи шагов, поди, до полсотни.

Дуняха раздумывать не стала, откуда огни, - сразу к ним кинулась.

Знала, что волки огня боятся.

Подбежала - точно, два огня горят, а между ними горка маленькая, вроде кошачьей головы.

Дуняха тут и остановилась, меж тех огней.

Видит - волки поотстали, а огни все больше да больше и горка будто выше.

Дивится Дуняха, как они горят, коли дров никаких не видно.

Насмелилась, протянула руку, а жару не чует.

Дуняха еще поближе руку подвела.

Огонь метнулся в сторону, как кошка ухом тряхнула, и опять ровно горит.

Дуняхе маленько боязно стало, только не на волков же бежать.

Стоит меж огнями, а они еще кверху подались.

Вовсе большие стали.

Подняла Дуняха камешок с земли.

Серой он пахнет.

Тут она и вспомнила про земляную кошку, про которую мужик сысертский сказывал.

Дуняха и раньше слышала, что по пескам, где медь с золотыми крапинками, живет кошка с огненными ушами.

Уши люди много раз видали, а кошку никому не доводилось.

Под землей она ходит.

Стоит Дуняха промеж тех кошачьих ушей и думает:

Как дальше-то?

Волки отбежали, да на долго ли?

Только отойди от огней - опять набегут.

Тут стоять холодно, до утра не выдюжить".

Только подумала, - огни и пропали.

Осталась Дуняха в потемках.

Оглянулась - нет ли опять волков?

Нет, не видно.

Только куда идти в потемках-то?

А тут опять впереди огоньки вспыхнули.

Дуняха на них и побежала.

Бежит, бежит, а догнать не может.

Так и добежала до Чусовой-реки, а уши уж на том берегу горят.

Ледок, конечно, тоненький, ненадежный, да разбирать не станешь.

Свалила две жердинки легоньких, с ними и стала перебираться.

Переползла с грехом пополам, ни разу не провалилась, хоть шибко потрескивало.

Жердинки-то ей пособили.

Стоять не стала.

Побежала за кошачьими ушами.

Пригляделась все-таки к месту, - узнала.

Песошное это.

Рудник был.

Случалось ей тут на работе бывать.

Дорогу одна бы ночью нашла, а все за ушами бежит.

Сама думает:

Уж если они меня из такой беды вызволили, так неуж неладно заведут?"

Подумала, а огни и выметнуло.

Ярко загорели.

Так и переливаются.

Будто знак подают:

Так, девушка, так!

Хорошо рассудила!"

Вывели кошачьи уши Дуняху на Поваренский рудник, а он у самой Думной горы.

Вон в том месте был.

Прямо сказать, в заводе.

Время ночное.

Пошла Дуняха к своей избушке, с опаской, конечно, пробирается.

Чуть где люди, - прихоронится: то за воротный столб притаится, а то и через огород махнет.

Подобралась так к избушке и слышит - разговаривают.

Послушала она, поняла - караулят кого-то.

А ее и караулили.

Старуху баушку приказчик велел в ее избушке за постоянным караулом держать.

Сюда, - думает, - Дуняха явится, коли ей обратно прокрасться посчастливит".

Сам этот караул проверял, чтобы ни днем, ни ночью не отходили.

Дуняха этого не поняла.

Только слышит - чужой кто-то у баушки сидит.

Побоялась показаться.

А сама замерзла, невтерпеж прямо.

Вот она и прокралась проулком к тому парню-то,

Матвею, с которым до Косого Броду шла.

Стукнула тихонько в окошко, а сама притаилась.

Тот выбежал за ворота:

- Кто?

Ну, она и сказалась.

Обрадовался парень.

- Иди, - говорит, - скорее в баню.

Топлена она.

Там тебя и прихороню, а завтра понадежнее место найдем.

Запер Дуняху в теплой бане, сам побежал надежным людям сказать:

- Воротилась Дуняха, прилетела птаха.

Живо сбежались, расспрашивать стали.

Дуняха все им рассказала.

В конце и про кошачьи уши помянула:

- Кабы не они, сожрали бы меня волки.

Мужики это мимо пропустили.

Притомилась, думают, наша птаха, вот и помстилось (показалось. - Ред.) ей.

- Давай-ко, - говорят, - поешь да ложись спать!

Мы покараулим тебя до утра и то обмозгуем, куда лучше запрятать.

Дуне того и надо.

В тепле-то ее разморило, еле сидит.

Поела маленько да и уснула.

Матюха да еще человек пять парней на карауле остались.

Только время ночное, тихое, а Дуняха вон какие вести принесла.

Парни, видно, и запоговаривали громко.

Ну, и другие люди, которые слушать приходили, тоже не утерпели: тому-другому сказать, посоветовать, что делать.

Однем словом, беспокойство пошло.

Обходчики и заметили.

Сразу проверку давай делать.

Того нет, другого нет, а у Матвея пятеро чужих оказалось.

- Зачем пришли?

Те отговариваются, конечно, кому что на ум пришло.

Не поверили обходчики, обыскивать кинулись.

Парням делать нечего - за колья взялись.

Обходчики, конечно, оборуженные, только в потемках колом-то способнее.

Парни и ухайдакали их.

Только на место тех обходчиков другие набежали.

Втрое либо вчетверо больше.

Парням, значит, поворот вышел.

Одного застрелили обходчики, а другие отбиваются все ж таки.

Дуняха давно соскочила.

Выбежала из бани, глядит - над Думной горой два страшенных синих огня поднялись, ровно кошка за горой притаилась, уши выставила.

Вот-вот на завод кинется.

Дуняха и кричит:

- Наши огни-то!

Руднишные!

На их, ребята, правьтесь!

И сама туда побежала.

В заводе сполох поднялся.

На колокольне в набат ударили.

Народ повыскакивал.

Думают - за горой пожар.

Побежали туда.

Кто поближе подбежит, тот и остановится.

Боятся этих огней.

Одна Дуняха прямо на них летит.

Добежала, остановилась меж огнями и кричит:

- Хватай барских-то!

Прошло их время!

По другим заводам давно таких-то кончили!

Тут обходчикам и всяким стражникам туго пришлось.

Известно, народ грудкой собрался.

Стража побежала - кто куда.

Только далеко ли от народа уйдешь?

Многих похватали, а приказчик угнал-таки по городской дороге.

Упустили - оплошка вышла.

Кто в цепях сидел, тех высвободили, конечно.

Тут огни и погасли.

На другой день весь народ на Думной горе собрался.

Дуняха и обсказала, что в Сысерти слышала.

Тут иные, из стариков больше, сумлеваться стали:

- Кто его знает, что еще выйдет!

Зря ты нас вечор обнадежила.

Другие опять за Дуняху горой:

- Правильная девка!

Так и надо!

Чего еще ждать-то?

Надо самим к людям податься, у коих этот Омельян Иванович объявился.

Которые опять кричат:

- В Косой Брод сбегать надо.

Там, поди, наши то сидят.

Забыли их?

Ватажка парней сейчас и побежала.

Сбили там стражу, вызволили своих да еще человек пять сысертских.

Ну, и народ в Косом Броду весь подняли.

Рассказали им, что у людей делается.

Прибежали парни домой, а на Думной горе всё еще спорят.

Старики без молодых-то вовсе силу забрали, запугали народ.

Только и твердят:

- Ладно ли мы вечор наделали, стражников насмерть побили?

Молодые кричат:

- Так им и надо!

Сидельцы тюремные из Косого-то Броду на этой же стороне, конечно.

Говорят старикам:

- Коли вы испугались, так тут и оставайтесь, мы пойдем свою правильную долю добывать.

На этом и разошлись.

Старики, на свою беду, остались, да и других под кнут подвели.

Вскорости приказчик с солдатами из города пришел, из Сысерти тоже стражи нагнали.

Живо зажали народ.

Хуже старого приказчик лютовать стал, да скоро осекся.

Видно, прослышал что неладное для себя.

Стал стариков тех, кои с пути народ сбили, задабривать всяко.

Только у тех спины-то не зажили, помнят, что оплошку сделали.

Приказчик видит, косо поглядывают, - сбежал ведь!

Так его с той поры в наших заводах и не видали.

Крепко, видно, запрятался, а может, и попал в руки добрым людям - свернули башку.

А молодые тогда с Думной-то горы в леса ушли.

Матвей у них вожаком стал.

И птаха Дуняха с ним улетела.

Про эту пташку удалую много еще сказывали, да я не помню...

Одно в памяти засело - про Дуняхину плетку.

Дуняха, сказывают, в наших местах жила и после того, как Омельяна Иваныча бары сбили и казнить увезли.

Заводское начальство сильно охотилось поймать Дуняху, да все не выходило это дело.

А она нет-нет и объявится в открытую где-нибудь на дороге либо на руднике каком.

И всегда, понимаешь, на соловеньком (желтовато-белой масти. - Ред.) коньке, а конек такой, что его не догонишь.

Налетит этак нежданно-негаданно, отвозит кого ей надо башкирской камчой - и нет ее.

Начальство переполошится, опять примутся искать Дуняху, а она, глядишь, в другом месте объявится и там какого-нибудь рудничного начальника плеткой уму-разуму учит, как, значит, с народом обходиться.

Иного до того огладит, что долго встать не может.

Камчой с лошади, известно, не то что человека свалить, волка насмерть забить можно, если кто умеет, конечно.

Дуняха, видать, понавыкла камчой орудовать, надолго свои памятки оставила.

И все, сказывают, по делу.

А пуще всего тем рудничным доставалось, кои молоденьких девчонок утесняли.

Этих вовсе не щадила.

На рудниках таким, случалось, грозили:

- Гляди, как бы тебя Дуняха камчой не погладила.

Стреляли, конечно, в Дуняху не один раз, да она, видно, на это счастливая уродилась, а в народе еще сказывали, будто перед стрелком кошачьи уши огнями замелькают и Дуняхи не видно станет.

Сколько в тех словах правды, про то никто не скажет, потому - сам не видал, а стрелку как поверить?

Всякому, поди-ко, не мило, коли он пульку в белый свет выпустит.

Всегда какую-нибудь отговорку на этот случай придумает.

Против, дескать, солнышка пришлось, мошка в глаз попала, потемнение в глазах случилось, комар в нос забился и в причинную жилку как раз на ту пору уколол.

Ну, мало ли как еще говорят.

Может, какой стрелок и приплел огненные уши чтоб свою неустойку прикрыть.

Все-таки не столь стыдно.

С этих слов, видно, разговор и пошел.

А то, может, и впрямь Дуняха счастливая на пулю была.

Тоже ведь недаром старики говорят:

- Смелому случится на горке стоять, пули мимо летят, боязливый в кустах захоронится, а пуля его найдет.

Так и не могло заводское начальство от Дуняхиной плетки свою спину наверняка отгородить.

Сам барин, сказывают, боялся, как бы Дуняха где его не огрела.

Только она тоже не без смекалки орудовала.

Зачем она с одной плеткой кинется, коли при барине завсегда обережных сила и каждый оборужен.

0
0
578
Подарок

Бажов Павел Петрович

Сказки Бажова Павла Петровича. (15 (27) января 1879 — 3 декабря 1950) — русский и советский писатель, фольклорист, публицист, журналист. Автор у…
Комментарии
Вам нужно войти , чтобы оставить комментарий
Сегодня читают
Ryfma
Ryfma - это социальная сеть для публикации книг, стихов и прозы, для общения писателей и читателей. Публикуй стихи и прозу бесплатно.