На рассвете, в сумерках ледовых,
Хор берез был выше и туманней.
И стояла роща, как Людовик, —
В сизых буклях изморози ранней.
Но опять, за далями пустыми,
Красное, как будто после бури,
Встало солнце с мыслью о пустыне
В раскаленно-грезящем прищуре.
По коре взбирался, укреплялся
На ветвях его огонь раскосый,
И кудрявый иней выпрямлялся,
Делался водой простоволосой.
Иней таял, даже не стараясь
Удержаться в легкой сетке чащи,
Уменьшаясь, точно белый страус,
Отвернувшийся и уходящий.
