Предрассветные сумерки

Казармы сонные разбужены горнистом.

Под ветром фонари дрожат в рассвете мглистом.

Вот беспокойный час, когда подростки спят,

И сон струит в их кровь болезнетворный яд,

И в мутных сумерках мерцает лампа смутно,

Как воспаленный глаз, мигая поминутно,

И телом скованный, придавленный к земле,

Изнемогает дух, как этот свет во мгле.

Мир, как лицо в слезах, что сушит ветр весенний,

Овеян трепетом бегущих в ночь видений.

Поэт устал писать, и женщина — любить.

Вон поднялся дымок и вытянулся в нить.

Бледны, как труп, храпят продажной страсти жрицы —

Тяжелый сон налег на синие ресницы.

А нищета, дрожа, прикрыв нагую грудь,

Встает и силится скупой очаг раздуть,

И, черных дней страшась, почуяв холод в теле,

Родильница кричит и корчится в постели.

Вдруг зарыдал петух и смолкнул в тот же миг,

В сырой, белесой мгле дома, сливаясь, тонут,

В больницах сумрачных больные тихо стонут,

И вот предсмертный бред их муку захлестнул.

Разбит бессонницей, уходит спать разгул.

Дрожа от холода, заря влачит свой длинный

Зелено-красный плащ над Сеною пустынной,

И труженик Париж, подняв рабочий люд,

Зевнул, протер глаза и принялся за труд.