Счастливый голос в трубке телефонной:
— Люблю, люблю! Без памяти! Навек!
Люблю несокрушимо и бездонно! —
И снова горячо и восхищенно:
— Вы самый, самый лучший человек!
Он трубку, улыбаясь, положил.
Бил в стекла ветер шумно и тревожно.
Ну что сказать на этот буйный пыл?
И вообще он даже не решил,
Что хорошо, а что тут невозможно?
Ее любовь, ее счастливый взгляд,
Да, это праздник радости, и все же
На свете столько всяческих преград,
Ведь оболгут, опошлят, заедят,
К тому ж он старше, а она моложе.
Ну что глупцам душа или талант!
Ощиплют под чистую, как цыпленка,
Начнут шипеть:— Известный музыкант,
И вдруг нашел почти наивный бант,
Лет двадцать пять… практически девчонка…
Но разве чувство не бывает свято?
И надо ль биться с яркою мечтой?
Ведь были же и классики когда-то,
Был Паганини в пламени заката,
Был Верди. Были Тютчев и
Толстой.
А впрочем, нет, не в этом даже дело,
И что такое этажи из лжи
И всяческие в мире рубежи
Пред этим взглядом радостным и смелым!
Ведь если тут не пошлость и не зло
И главный смысл не в хмеле вожделений,
А если ей и впрямь его тепло
Дороже всех на свете поклонений?!
И если рвется в трубке телефонной:
— Люблю, люблю! Без памяти! Навек!
Люблю несокрушимо и бездонно! —
И снова горячо и восхищенно:
— Вы самый, самый лучший человек!
Так как решить все «надо» и «не надо»!
И как душе встревоженной помочь?
И что важней: житейские преграды
Иль этот голос, рвущийся сквозь ночь?
Кидая в ночь голубоватый свет,
Горит вдали последняя звезда,
Наверно, завтра он ответит «нет»,
Но нынче, взяв подаренный портрет,
Он по-секрету тихо скажет «да»!
