Дарий

Поэт Ферназ в своей эпической поэме

к ответственному приступает месту:

поведать предстоит, как Дарий, сын Гистаспа,

сел в Персии на царство (от него

наш славный Митридат Евпатор происходит,

понтийский царь). Тут главное — понять,

какие чувства Дарием владели.

Гордыня? Упоенье? Может статься,

что именно они, а впрочем — нет:

скорее Дарий сознавал тщету величия.

Итак, в раздумья погружен поэт.

И вдруг слуга вбегает, отрывая

поэта от работы важной вестью.

Война. Мы перешли большими силами границу,

сдержав первоначальный натиск римлян.

Ферназ ошеломлен. Какая неприятность!

Прославленному нашему царю

теперь-то уж не до поэм — куда там!

Иначе он бы не был Митридатом.

Какие там стихи — идет война!

Ферназ в отчаянье. Какой удар!

И именно теперь, когда бы он известность

мог «Дарием» своим снискать и навсегда

завистникам ничтожным рот заткнуть.

Придется ждать, опять придется ждать.

А сколько ждать? Когда бы только это!

И сколько сможет продержаться Амис?

Еще вопрос, как этот город укреплен.

О, римляне опасные враги!

Достаточно ли мы, каппадокийцы,

сильны, чтобы не уступить? Способны ли

мы римским легионам дать отпор?

О наши боги, помогите нам!

Но огорченье, но глубокая тревога

остановить не властны мысль поэта.

Гордыня — вот что Дарием владело.

И упоенье. Упоенье и гордыня.