А блюз разливался. Весна их столкнула в аллее.
Чуть-чуть вырывался подснежник из белого плена.
И почки слегка набухали на ветках сирени.
А музыка вторила ранним щебечущим трелям.
Любовь, как лавина накрыла их этой весною
И сакс оставался забытым в футляре всё чаще.
И музыка где-то звучала всё дальше и дальше.
А ревность у сакса в душе поднималась волною.
Но как-то глаза опустив и её не жалея,
Сказал он слова от которых всё горше и горше:
«Прости не тобою болею, люблю сакс я больше…»
И блюз раскатился тоской по тенистой аллее.
Мир падал, качался и вдаль уносилося счастье.
И боль, как слеза выливалась волною солёной.
Над брошенной девушкой грустной и ошеломлённой,
Сакс музыкой гневно смеялся такою всевластной.
Она приходила, смотрела на ветки сирени.
А он был окутан мелодией в кокон звенящий.
Глаза призакрыты, жил жизнью он ненастоящей,
Был музыкой брошен в служенье себе на колени.
Монеты по кружке звенели, как в танце мониста,
Когда он терзал саксафон на тенистой аллее.
В экстазе играл ни себя, ни его не жалея,
А девушка очень любила саксофониста.
Но сакс между ними, как пропасть меж утром и темью.
Он рвал и рычал, не давая ей к парню дороги,
И нотами злыми плевался девчонке под ноги.
От слёз и бессилья её подгибались колени.
Нет, сакс музыканту, увы, не позволит измены.
И музыка льётся по миру без ноточки фальши.
Как жаль, разлетаются девушка с парнем всё дальше,
Как будто по космосу звёзды из разных вселенных.
