Весь день в тюрьме все было тихо,
вдруг дверь царапнули ключи,
и вот из камеры на выход
тебя окликнули в ночи.
- Мне книги брать с собой? – Не надо!
Ты понял все и побледнел.
На полигон под Петроградом
фургон помчался, полный тел.
Дорогой вспоминал о Ларе* -
вступиться б за него смогла,
но та в Кабуле, в Кандагаре
жена советского посла.
Сквозь брешь окна смотрел на небо,
тебя манили, как магнит:
Стамбул, Каир, Аддис-Абеба,
Бейрут, Джибути, Порт-Саид.
Не верил в смерть свою упрямо,
хоть родилась в душе тоска.
Приехали – большая яма,
над ней прокинута доска.
Вот на нее все пять десятков
вставали в очередь свою.
Мгновенья эти длились кратко,
команда: - Пли! И ты в раю,
или в аду, бог в этом волен.
Смерть встретить с твердостью скалы
ты был готов, как рока долю.
Глядел в латышские стволы,
в своих привычках неизменен,
ведь жизнью рисковал не раз.
И взгляд был холодно надменен
расфокусированных глаз.
Нестройный залп был громко слышен,
сверкнув огнем издалека.
В грудь впились пули горстью вишен
при свете фар грузовика.
Пронзило острой болью тело,
нетверд и шаток стал карниз,
и ты, взмахнув рукою белой,
свалился головою вниз.
В Бернгардовке, близ речки Охты,
где Лубьи устье и простор,
там испустил последний вздох ты,
путь завершив, конкистадо́р.
*Лариса Рейснер.
