А в моде снова джинсы-клёш, но мне они не идут;
Автобус ждать ещё полчаса, а, может, и сорок минут.
Здесь остановка, и фонари — все, как один, потухли.
Пусть говорят теперь о любви, а мне очень жмут эти туфли.
И мир распадается, словно труп, убитый беззубой цингой,
Если отбросить деревья и пыль, то улица будет нагой.
Скорей бы зима с её белизной, где белый под стать штукатурке;
Я прячу глаза, а мать — серебро в моей музыкальной шкатулке.
Автобус увозит пропавших мужей, тихих заплаканных жён,
А кто-то парит над этим над всем, как будто он этим сражён.
