Апрельский день уже собирался отходить ко сну, но люди, радуясь первым прогретым денькам, всё никак не спешили забраться в свои домики и квартиры, слишком утомленные долгим зимним заточением. Мы прогуливались по мягкой, еще мокрой от талого снега тропинке небольшого центрального парка. Иногда земля проседала под её ботиночками, а после, возвращала свой первозданный вид, как это делает канцелярский ластик, после того как надавишь на него ногтём.
- Прекрасная погода, не правда ли?
- Ей не тягаться с Вами, - ответил я, пытаясь, лягнувшись, отряхнуть прилипший лист с носка туфля.
- Не рассыпайтесь в комплиментах, сравнивая меня с такими могучими вещами как природа, – она прищурила карие глаза глядя на меня снизу вверх.
- Отнюдь. Я не договариваю.
Она шумно выдохнула. Немного погодя мы вышли на асфальтированную дорожку и примкнули к остальным гуляющим парочкам, детям, одиночкам. Она намеренно наступила в лужу и, чуть пристукнув каблучком, продолжила путь по уже сухому асфальту. Я всё никак не решался взять её под руку, что-то мне мешало, толи робость, толи темп ходьбы, но, по-моему, я просто был занят тем, что придумывал себе более-менее правдивые отговорки по этому поводу. Я догонял её, чуть осмелившись, робел и сдавал назад, любуясь ею сзади, не давая показать своих чувств, явно проявлявшихся у меня на лице в виде яркой краски.
- Какой дивный вечер. Ох, как бы я хотела вот так всегда прогуливаться, нежась в теплоте апрельского заката, чувствуя умиротворение и желание жить. Оно иногда покидает меня. А Вас?
Я отвлекся, глядя на её следы, оставляемые подошвами ботиночек, которые, отметившись на зернистом узоре асфальта, тут же испарялись. Я хотел было наступить на один из них своей ногой, но следочек встрепенулся, быстро, как противная мокрица ускользнул к поребрику, а взобравшись на него, скривил мне нахальную мину, после чего скользнул в место, где только-только показалась щетиной первая весенняя трава. Бред, подумал я. Следочки не могут кривляться.
- Почему Вы молчите? – она заметила, как я отреагировал на увиденное, – Что? Удивлены?
- Нет. Нет, ни капли. – Я попытался вести себя естественно, хотя в душе был немного возмущен.
- Мне просто следует немного привыкнуть.
- В привыкании нет ничего хорошего. Привыкание сулит терзания. Я не хочу, чтобы Вы терзались из-за меня.
- Побойтесь Бога, милая, если бы у меня был список из-за чего я должен терзаться, Вы были бы первая и последняя в нём. Уж здесь я знаю точно, что это было бы не напрасно.
- От чего же не напрасно?
- Ну, по крайне мере, Вы заметили бы меня.
- Этого бы Вам хватило?
- Нет. Но и терзаться бы не перестал.
Мы молча дошли до пустой, протряхшей лавочки, и сели рядом, не прикасаясь, друг к другу. Я сидел подле неё и испытывал мучение застоявшегося разговора, будто фильм уже закончился и пошли титры, но зрители так и не засобирались домой. Я был зрителем.
- Взгляните вокруг, что вы видите? – вдруг задала она вопрос, глядя куда-то в глубину пространства окружавшего нас.
- Боюсь, чтобы я не ответил, я не смогу угадать Ваших целомудренных намёков. –Смущаясь попытался ответить я.
- Посмотрите же, как вокруг нас течет время…
И правда, перед нами текло время. Быстро, но не буйственно, оно ударялось о берега бытия, изредка обдавая нас чувственными капельками воспоминаний, возбуждав на мгновение, они испарялись или утекали в том же направлении, что и основной поток. Я огляделся, вокруг нас проходил этот нескончаемый поток действий и следствий. Это было как цунами, пущенное большим взрывом миллиарды лет назад, когда появилась вселенная. С того момента оно текло постоянно, постоянно давая что-либо посмотреть, пощупать, почувствовать и, затем, омывало, отнимало, оставляя забвение.
- Вы заметили, чем дольше ты стоишь в этом потоке, тем сильнее оно портит Вас?
- Да, несомненно.
- Вы думали, что может случиться, если русло его пересохнет?
- Смеётесь, я не замечал его течения до того как Вы мне на него указали. А может быть пока и не встретил Вас.
- Вряд ли что-нибудь останется в живых…
В душе мне было немного грустно, что на такой прогулке она вдруг решила поговорить о чем-то отрешенном сегодняшней реальности, тогда как я весь целиком выражал своё влечение к ней, меня бил мандраж. Я смотрел на неё искоса, видел её копну черных волос до плеч, ветер играл с ними как с малыми детьми, видел её карие глаза, слегка мокрые от слёз, вызванные тем же теплым весенним бризом. Мне хотелось обнять её, и потом отпускать лишь на мгновение, чтобы вскоре снова почувствовать, как она мне нужна.
- Это мило, что Вы беспокоитесь обо всём живом, – это всё что смог сгенерировать мой мозг на тот момент.
Она повернулась, посмотрела мне прямо в глаза и произнесла.
- Нет, до них мне нет большого дела, это их поток, и мои желания там больно не уместны. Я переживаю более о нас. Ведь когда-то и нас он педантично разделит, и я бы хотела, чтобы мы как можно дольше были вместе, единым целым плыть в пучину неизвестности, оставляя после себя хоть капли памяти в виде Вашей публичной писанины, и нашей розовощекой детворы, – она положила мне голову на плечо, добавив – так обнимите же меня крепко и держите ещё крепче, но не потому что я собираюсь вырываться, а потому что так надёжней будет преодолевать все штормы и преграды.
Я последовал её словам и оставался неподвижен пока солнце, достигнув горизонта, громко хлюпнув, не скользнуло вниз, как масленый блин по раскаленной сковороде падает на стол к голодному дитю.