А двадцать первый год уже, однако,
Зима, снега и, где-то за окном,
Ругалась одинокая собака,
На языке собачьем на своём,
Видать барбоску блохи одолели,
Нам паразиты всем не по душе,
А может, холода ей надоели?
Но вроде, не так холодно уже.
Иль о судьбе своей, протяжным воем,
Она сейчас, как я в стихах, поёт,
Но назовет ту песню кто-то ноем,
Кто в сытости голодного неймёт.
Держи собака, вот мясца кусочек,
Свининка, как ты любишь, на кости,
Все чем могу, печали твоих строчек,
Помочь сегодня, ты меня прости.
Нам так же вот кусочками кидают,
На жизнь, чтобы не сдохли, за наш труд
Те, кто нас где-то сверху объедает,
Хозяин наш, известный вор и плут.
И двадцать первый год уже, однако,
Всё так же, без просвета за окном,
И с этой стороны его, собака,
Мы тоже, выживая, не живём.