Сам наш старый Вейнамена,
Сам ладьи изобретатель,
Изобрел и сделал арфу.
Из чего ж у арфы обруч?
Из карельския березы.
Из чего колки у арфы?
Из каленых спиц дубовых.
Из чего у арфы струны?
Из волосьев бурных коней.
И сзывает Вейнамена
Дев и юношей игривых,
Чтоб порадовались арфой,
Прозвенев ее струнами…
Но была не в радость — радость
Не игриво их игранье!
Позвал он мужей безженых
И женатых звал героев:
Радость всё была не в радость,
Не ласкались к звукам звуки…
Позвал он старух согбенных
И мужей в середних летах:
Радость все была не в радость,
Не сливался звук со звуком!
Тут восстал наш Вейнамена
Сам и сел, как лучше ведал.
И своими он перстами
Повернул затылок арфы
На коленях, к самой груди;
И, уставя чинно арфу,
Заиграл он сам, наш старец…
И была игра игрою,
И уж радость стала в радость!
И по всем лесам и рощам
Не нашелся ни единый
Из больших четвероногих
Или чьи малютки-лапки
Резво бегают в дубравах,
Кто б не шел с толпой послушать,
Как искусно будит радость
Старый, добрый Вейнамена…
Сам медведь на задних лапах,
Упершись на изгороду,
Стал и долго слушал песню;
Не нашлось в лесах и рощах
Никого из всех пернатых,
Пестронерых, двукрыл а тых,
Кто б от песни отказался:
И слетались все, как тучи
Или снежные охлопки.
Не нашлось и в синем море
Шестинерых, восьмиперых,
Молодых и старожилов,
Обитателей подводных,
Кто б, узнав о чудной песне,
Не пошел ее послушать.
И хозяйка водяная,
Повалившись на осоку
И припавши грудью белой
На высокий мшистый камень,
Поднялась, чтоб слушать песню…
И у старца Вейнамены
Влажны, влажны стали очи,
И отхлынули потоки!
И скруглялась влага в капли,
И те капли были крупны,
Как на мшистых тундрах клюква.
И катились капли к груди
И от груди, потихоньку.
На согбенные колена,
От колен к ногам и ниже…
И прошли сквозь пять покровов
И сквозь восемь рунных тканей.
1827
