Лес

Кедры, сосны корабельные — я не знаю почему —

Пели песни колыбельные беспокойству моему.

Хвойный воздух душу связывал и темнел и вечерел,

Но щавель мне путь указывал наконечниками стрел.

Шла процессиями длинными копьевидная трава,

Пни шуршали древесиною и крошились, как халва.

Колокольчиками белыми ландыш косо моросил,

Выворачивались бельмами на ветру листы осин.

Луч ломился в норку беличью… Уж — блеснул у самых ног,

Как набитый медной мелочью старый бабушкин чулок.

Было что-то в нем старинное — от подсвечников витых,

Как тащил он тело длинное в кольцах темно-золотых.

И о том, что день кончается, прилетел прохладный вздох —

Вздох болота, где курчавился на слезливой кочке мох.

Там теперь стоял, наверное, журавель, понурив нос

И в застывшее мгновение погружаясь… Вот и ночь…

Вот и звездочка далекая повисает в синеве,

И ромашка одинокая растворяется в траве.

1962