Хранительница очага

ДжанСобрав еле-еле с дорог

расшвырянного себя,

я переступаю порог

страны под названьем «семья». Пусть нету прощения мне,

здесь буду я понят, прощён,

и стыдно мне в этой стране

за всё, из чего я пришёл. Набитый опилками лев,

зубами вцепляясь в пальто,

сдирает его, повелев

стать в угол, и знает — за что. Заштопанный грустный жираф

облизывает меня,

губами таща за рукав

в пещеру, где спят сыновья. И в газовых синих очах

кухонной московской плиты

недремлющий вечный очаг

и вечная женщина — ты. Ворочает уголья лет

в золе золотой кочерга,

и вызолочен силуэт

хранительницы очага. Очерчена золотом грудь.

Ребёнок сосёт глубоко…

Всем бомбам тебя не спугнуть,

когда ты даёшь молоко. С годами всё больше пуглив

и даже запуган подчас

когда-то счастливый отлив

твоих фиолетовых глаз. Тебя далеко занесло,

но, как золотая пчела,

ты знаешь своё ремесло,

хранительница очага. Я голову очертя

растаптывал всё на бегу.

Разрушил я два очага,

а третий, дрожа, берегу. Мне слышится топот шагов.

Идут сквозь вселенский бедлам

растаптыватели очагов

по женским и детским телам. Дорогами женских морщин

они маршируют вперёд.

В глазах гуманистов-мужчин

мерцает эсэсовский лёд. Но тлеющие угольки

растоптанных очагов

вцепляются в каблуки,

сжигая заснувших врагов. А как очищается суть

всего, что внутри и кругом,

когда освещается путь

и женщиной, и очагом! Семья — это слитые «я».

Я спрашиваю — когда

в стране под названьем «семья»

исчезнут и гнёт и вражда? Ответь мне в ночной тишине,

хранительница, жена, —

неужто и в этой стране

когда-нибудь будет война?!