Мы есть, — хотя то сердце, то спина забарахлит,
то огненная вылезет гиена ли, геенна, —
последние романтики эпохи неолит,
а может быть, и палео (что круче, несомненно).
Роимся в городах, где шум машин и тысяч ног,
не то что в древней тундре, и саванне, и пещере:
там бродит питекантроп, неумыт и одинок,
шерстистый носорог, и смилодон клыки ощерил.
…Днем — офис, но во сне, кремневым лезвием скребя
себя по подбородку — бритвы сделают не скоро —
я ждал, что наяву смогу вернуть себе — себя,
сбежав хоть на часок от коллективного надзора.
О! Я бы развернулся! Все пещеры расписал
картинами на зависть неродившимся ученым;
конечно, стал вождем — ведь я крутой универсал;
ходил бы, в смилодоновую шкуру облаченным.
И миг настал, желанный — не во сне, а ясным днем.
В руке моей дубинка — основным предметом быта,
вокруг степной ландшафт, и я — былинкою на нем.
И очень кушать хочется.
И речь почти забыта.
Так то, чего желал я столь отчаянно, сбылось:
чуть теплится костер, тень на стене дрожит, худая…
Вытряхивая древних насекомых из волос,
реликтового мамонта я доедал, рыдая.
