Осень роняет листы с пюпитра, осень не хочет играть концерты.
Осень устала светиться в титрах, титры от фильма — ну, пять процентов.
Осени шарфик бы потеплее, горло больное, да кто ей свяжет.
Снова подарят букеты лилий, серых, расхристанных и увядших.
Как же там модно… а, в знак респекта. Плохо, забота когда забыта.
Осень думает: жизни вектор падает в петроэлектросбыты,
в пыльный ковер — не судьба прибраться, в чашки, немытые две недели.
Осень шепчет сквозь зубы: братцы, как же вы все мне поднадоели.
Все ваши лилии из-под палки, даже ухмылка — и то душевней,
ей в отвратительной коммуналке запах удавку кладет на шею.
Ей тут для вас распевать синицей, листья разбрасывать истеричкой:
может быть, счастье ей и приснится где-то на проводе электрички...
Каждый оптиковолоконный кабель важнее осенних песен.
Осень плачется на балконы каждый-прекаждый рабочий месяц.
Всем бы смотреть про влюбленных всяких, или двойное смертоубийство, подозреваемых там — десятки, и в главной роли опять Клинт Иствуд.
Все дружно пялятся в мониторы, а с бутербродом вкусней, вообще-то.
Осень танцующей Айседорой что-то показывает: все тщетно.
Осень бросается афоризмом — это как мёртвому класть припарки.
Осень садится Киану Ривзом с булкой на лавочку в старом парке,
где даже птицы не ночевали, солнце запуталось в паутине.
Если вернусь с разочарованьем, знаю теперь я, куда идти мне.