В теплый летний день устроили мы корпоративчик в честь Дня торговли. Так как День капиталистической торговли никто пока не учреждал, отмечали мы по старинке день советской торговли. Коллективу нашей фирмы, в основе своей молодому и задорному было совершенно одинаково какой день праздновать, если есть что пожарить и чем это запить и желательно не за свой счет. Разумеется, я устроил им это барбекю, выложив денежки из своего кармана. Мальчики и девочки радовались и превозносили меня за такую доброту и щедрость, совершенно не подозревая, что благодарить их должен я. Но это тонкости бухгалтерии и не каждый сможет их понять.
Мы со старым опытным менеджером Палычем, в прошлом бывшим морским летчиком, сидели на веранде моей дачи попивали пиво и лениво смотрели, как молодежь весело разжигает мангал. Они насаживали на шампуры большие куски свиной шеи, готовясь поразить наши вкусовые рецепторы.
– Эх, молодежь, молодежь, – закряхтел Палыч, делая солидный глоток, – вишь как суетятся и радуются. Сперли по штуке на брата, со мной не поделились и думают, что никто не узнает.
– Как это, по штуке на брата? – я поперхнулся пивом, – Откуда вы знаете? Вот паразиты, я думал по сотне, ну по полторы, не больше. Вы что подсчитали?
– Да уж, конечно! – сарказм так и струился от старого менеджера, – Как я подсчитаю? Я даже не знаю, на чем и как ухитрились? А вот по рожам вижу. Достаточно веселы, хохочут, друг на друга взгляды умильные кидают. Но не слишком это все, все-таки сдержанно веселятся. Если бы по две сперли, уже бы пьяные в сиську валялись. А если бы меньше чем по пятьсот, только улыбались бы.
– Палыч, а может, вам это просто показалось? Молодежь, энергия ключом – вот и смеются.
– Может и ключом, – согласился старик, – только Вовчик сюда мрачный пришел. Ему машину на ТО ставить, а денег нет. Вот он всю неделю озабоченный и ходил. И сюда весь в мыслях о деньгах пришел. А Петька, он у них неформальный лидер, его в сторонку отвел и в руку ему что-то сунул. После этого и повеселел наш Вовчик. Гляди, как резво шашлык насаживает. Получил свою долю, теперь на ТО хватит. Значит, не меньше тысячи огреб. И Маринка в настроение вошла. Она все о женихе думает: где бы его раздобыть? А Петр ее сумочку зачем-то брал и за угол заходил. Потом на место сумочку положил. А Маринка потом в ней рылась, помада ей понадобилась. И враз повеселела. Они, дурачки думают, что никто ничего не узнает. Правильно. Ни по бумагам, ни по инвентаризации – комар носу не подточит. А по глазенкам все видно.
– Та-а-ак, – протянул я, – это они, паразиты, в мой карман лапку засунули?
Я был хозяином этой конторы. Да и дачи, если разобраться, тоже. И мне была небезразлична истинная причина радости персонала.
– Нет. Это не у вас. Если бы у вас, в вашу сторону они и смотреть бы боялись. Наверное, клиента облапошили. И то вряд ли. Клиента обобрать, святое дело, но опасное. Может и до вас дойти. Скорее всего, они информацией, что на фирме добывается, воспользовались. И прокрутили дельце. Вот и радуются.
– Я когда у Метрыгина директором работал, – продолжил Алексей Павлович, – нас, директоров, у него много было. Так он говаривал: «У каждого директора всегда появляются возможности приработать на стороне. Либо на лапу дадут, либо попросят без очереди обслужить». Там каждый день что-то происходит. Когда я у него работал, если за неделю никто ничего или сбоку не подвалит чуток, так я сам не свой. Да, так он говорил: «Я не против, зарабатывайте. Только вы ж эти деньги сюда принесите. Мы на них посмотрим и по-братски их поделим». Ага! Щас! Кто-то в его братство поверит. Да и чего на деньги смотреть? Деньги, они и есть деньги. Хапнул, в карман поглубже засунь и молчи. Только снаружи все равно видно.
– А как это видно?
– Да говорю же – по лицу, по поведению, по разговору, по вещам. Вон, Вадик у нас, на обед только хот-дожку позволить себе мог, а теперь, в кафе ходит. Значит при деньгах. А откуда у него деньги, если вы ему зарплату не повышали, и наследства он не получил. Если бы получил – только вы б его и видели. Антон новую машину себе купил. Это на полутора тысячном окладе? Вы, как будто не видите?
– Вижу, Палыч, все вижу. Только все-то ведь, не украдут. А им сколь ни дай, все равно тырить будут. А ребята они хорошие, работящие. Возьми других, меньше красть не будут, а будут ли так работать и беспрекословно приказы мои выполнять – это еще вопрос?
– А вы как узнаете, украл или нет?
– Да, как и ты. По глазам. Когда кто из них говорит, я глаз с него не свожу. Если как обычно херню всякую несет, то и я спокоен, а если слова тщательно подбирает – внимание! Что-то тут не то! А если глазки вверх и в сторону отводит, тут надо бить тревогу! Я когда по телефону с кем-нибудь из них разговариваю, больше слушаю, чем говорю. И вдруг стоп – молчу, как мышь в норе, когда кот рядом. А он, дурачок, либо проговорится, либо ерунду понесет, либо дышать чаще начинает. Вот тут-то он и попался. Только я делаю вид, что верю, а проверяю потом.
– У нас завгар был, – продолжаю, – Валек Черный. А я свой «мерс» со всеми, в общем гараже держал. Так нашелся прохвост, свой же, с улицы никто не придет, вскрыл машину и магнитофон спер. А магнитофонка, по тем временам, дорогая была. Одна из первых на СиДи дисках. Я Вальку сказал: «Машина у тебя в гараже стояла. Ты охрану должен был обеспечить. Не обеспечил. Неделя сроку. Не найдешь вора – сам заплатишь!» Так что он сделал? Подозревал он одного парня. Вечерком, в пятницу, позвал к себе в кабинет. Литровую бутылку водки поставил. Банку бычков в томатном соусе или другой, какой закусь. Тот, прекрасно понимая, для чего этот сабантуй устраивается, не удержался, и до середины бутылку не выпил, а все уже рассказал. И как, и где, и когда, и с кем. Признался в лучшем виде. И, на другой день, стерео систему принес, сам аккуратненько на место поставил. И тихо, без помпы, уволился.
– А вот у нас инженер был. Молчун, слова не выдавишь. Только в книги да чертежи уставится и ни гу-гу. Но временами его прорывало. Как начнет болтать, без умолку и без удержу, спасу нет. Морда серьезная, не улыбнется, только губы шевелятся. Долго я понять не мог, что это у него за припадки. Присмотрелся, а после таких припадков у него новые и дорогие вещи появляются. Он, гад, как хапнет, где чего, так дня три наговориться не может. То ли от страху, то ли от радости. Потом опять замолкает. Обдумывает, где и что опять спереть.
– А менеджер у нас – Севастьянов, снабженцем работал. Когда пришел к нам, говорил, что и хлеба вволю раньше не ел. А тут, глядишь, через год, ни дать, ни взять, «прынц» заморский. Каждый день новая рубашка. Без галстука и не видели. Туфли остроносые завел. И так ему хотелось о богачестве своем поговорить! Но боялся и помалкивал, а только головой кивал да помигивал.
− А иной раз тебе чуть ли не в глаза говорят: У тебя воруют! А ты и не поймешь ничего. Я, как с армией расплевался, директором завода стал. Ну, вы помните какая обстановка была. Даже стих такой, на манер горьковского «Буревестника» был: Хапать, нынче время хапать…, ну и так далее. На всем заводе 5 человек работало: старый директор, которого я заменил, кладовщица, начальница отдела кадров и два работяги. И тащили они впятером с этого заводика все, что и плохо, и хорошо лежало. И там у них определенная этика поведения была. Если утащили вместе, то делили все поровну, а если кто сам по себе уволок и с другими не поделился, этого можно было начальству сдать. Но так, чтобы никто и не понял ничего.
Вот кладовщица как-то ко мне подходит:
− Алексей Павлович, вот у нас мебель забрали, а рассчитались не по той цене. Неправильно это.
Мне не до мебели было. Я пытался во все хозяйство сразу вникнуть, и поток, и разграбление прекратить.
− Ладно, − говорю, − Раиса Николаевна, потом, потом…
− Да как же потом, ведь мебель же …
− Потом, − рукой махнул и убежал.
Проходит дня два, опять Раиса Николаевна ко мне подходит:
− Алексей Палыч, так как же с мебелью будем?
− А когда это было?
− Да уж, почитай, год прошел.
− Тьфу, ёклмный черт тебя побери. Год назад тут черт-те что творилось. Рубль со страшной силой падал. Какие цены? Какая мебель? Давайте-давайте, потом, потом, я сказал! Вы гранулу лучше грузите. Мебель это пройденный этап.
− Да как же так? А с мебелью…
− Потом-потом…, − и убежал.
А надо сказать, завод эту мебель не производил, а имел при заводоуправлении магазинчик. Тогда почти при каждом заводе магазинчики были. То ли свою продукцию потихоньку народу втюхивали, то ли прокручивали чего для обналичивания денег. Но к тому моменту, когда я пришел, магазинчик при заводе уже не функционировал. А стояли в его подсобке 10 комплектов мебели, совершенно не гармонирующие с профилем завода, но спросом у населения пользующиеся и, пока еще, не проданные. Насколько я краем уха уловил, было этой мебели 100 комплектов. 90 уже продали, а десять еще не успели, и директор магазинчика, некий Маштак был уволен по собственному желанию. И я думал, что он просто не успел продать эти десять комплектов. Как же я был наивен.
Еще пару дней прошло и опять Раиса Николаевна, как навязчивое приведение в дурном сне, с этой мебелью ко мне подходит.
− Раиса Николаевна, − страдальчески на нее смотрю, − ну что вы ко мне с этой мебелью пристали? Продали ее год назад, цены тогда менялись каждый день, рубль стремительно падал. Продали и продали. Что ж вы от меня теперь-то хотите?
− Да, бу-бу-бу, цены, бу-бу-бу, комплекты туда, бу-бу-бу, мебель сюда, бу-бу-бу, деньги бу-бу-бу… и он разбираться не хотел бу-бу-бу, и вы теперь не хотите.
− А, чтоб вас дождь намочил вместе с вашей мебелью! Давайте документы сюда.
Она бабочкой из кабинета выпорхнула и через три секунды, честно, сам засекал, огромную пачку бумаг тащит и мне на стол бухает.
− О, господи! − тяжко вздыхаю и начинаю разбираться.
А что там разбираться? Какие-то накладные, доверенности, заявки, заказы, пропуска, путевые листы. И все в страшном беспорядке и тщательно перемешано. Не стал я на работе в это дело вникать, а уволок всю эту груду домой. Дома на кухне уселся и начал бумаги в порядок приводить. Так как в бухгалтерии я ни-бум-бум, применил я ко всей этой свалке авиационную методику наглядного отображения обстановки. Ввел обозначения, нарисовал схему и таблицу. Типа: вот с завода «З» отправили мебель «М» покупателю «П». Согласно договора «Д» и счета «С» по цене «Ц». «П» принял такое то количество комплектов «К», такого то числа «Ч» и так далее. И все это в табличку свел.
Мебель почему-то курсировала то на «П», то обратно на «З» и цены каждый раз разные и «К» тоже разные. Не знаю, как выглядела для бухгалтерии эта система, но авиацию не проведешь. Вскоре, не смотря на всю эту путаницу, стала вырисовываться интересная картина. Первое: покупатель «П» везде был один и тот же, хотя назывался по-разному, но везде печать была одна и та же. Второе, хотя цены были разными, но от «З» комплекты уходили по низким ценам, а возвращались по высоким. Получалось, что за 20 комплектов «П» рассчитывался с «З» той же мебелью в количестве пяти комплектов, но дороже в 4 раза. И так до тех пор, пока на «З» не осталось упомянутые десять комплектов. Тут директор магазинчика и уволился. Потому, что десять комплектов в этом бардаке еще как-то за сто комплектов могли сойти, а если бы не осталось ни одного, то трудно было бы объяснить прокурору, как это они так удачно торговали, что и мебель всю забрали, а денег ни копейки за нее не поступило?
Конечно, только самый круглый дурак мог бы всерьез считать все это легитимной сделкой, когда вы берете в магазине пять бутылок водки, а вместо денег даете продавцу одну бутылку назад. Но это стало ясно видно только после применения мной авиационной системы наглядного отображения. А когда все это аккуратно завернуто в сальдо-инкасо-акцепт-и-дебиторскую-задолженность тут только очень опытный аудитор разберется кто кому сальдо, а кто для кого акцепт дебиторский.
На другой день я вызвал к себе начальника охраны. Оказалось, что все 90 комплектов были вывезены в один день, а обратно ничего никогда не завозили. То есть вся эта лихая торговля производилась на бумаге. Вытащил я к себе и директора магазина господина Маштака, и того друга который тогда директором завода был и девицу, на которую доверенности выписывались. Прищемил я их слегка и все тут же раскололись. Уж не знаю, то ли у меня вид такой свирепый был, то ли у них о наших армейских методах добывания информации неправильные и ужасные представления сложились, но признались они во всем и 91 тысячу долларов в течение месяца мне отдали.
Маштак на «бумере» с тремя кентами пожаловал. А росту он и его кенты были огромного. И вот стоят эти четверо во дворе и Маштак суровым голосом меня окликает:
− Эй, ты! Директор. Тебя зовут!
Я по пустынному заводскому двору к себе в кабинет направляюсь. В охране у меня два дедушки и один парень помоложе − их начальник. У начальника очки такой толщины, что их и бронебойным снарядом не пробьешь. Что он сквозь них видит, один он знает. Однако сомневаюсь, что достаточно, чтобы своего директора от четырех бандюков защитить. Тем не менее, я надулся как рыба-фугу перед жаркой и сурово так отвечаю:
− А ты кто таков будешь? Если Маштак, то я с тобой овец не пас и разговаривать у себя в кабинете буду. А остальных попрошу очистить территорию предприятия.
Красиво это все я ему сказал. Вижу, пошептались пацаны и к проходной направились, а Маштак за мной засеменил. В кабинете я ему особенно поболтать не дал, а сразу же перешел на язык ультиматума:
− Вы со своей гоп-компанией у нашего предприятия украли мебели на 78 тысяч долларов. С учетом банковской ставки и роста курса доллара в течение года эта сумма составляет 90 тысяч долларов. Даю вам месяц на погашение этой задолженности. Причем первые тридцать тысяч ты внесешь через 10 дней, а остальные подекадно. Если через десять дней первые тридцать тысяч долларов ты не принесешь, я включаю счетчик. А как мы умеем свои деньги возвращать ты, наверное, в курсе.
− В курсе, − почти прошептал он.
Мне было очень интересно узнать, о чем он был в курсе, но больше я с ним разговаривать не стал, а он поспешил ретироваться. Честно скажу, домой я ехал очень внимательно, а из гаража шел совершенно необычным для меня путем.
Прошло десять дней, и никто никаких денег мне не принес. Я уже приуныл и потерял веру в свою способность блефовать. Но на одиннадцатый день появляется Маштак и вручает мне пачку долларов с извинениями, что не все купюры в идеальном состоянии. Я пересчитал деньги и удовлетворенно кивнул головой, когда убедился, что в пачке ровно 30 тысяч. Через десять дней он принес еще тридцать тысяч, а к концу месячного срока последнюю тридцатитысячную пачку.
− Ну вот, − с облегчением сказал он, − мы и рассчитались.
− Как это рассчитались? – я сурово сдвинул брови к переносице. − А где еще тысяча долларов за день просрочки?
− Да-да-да…. − засуетился он, достал толстенный бумажник и отсчитал еще тысячу долларов сотенными купюрами.
Этими деньгами я раскрутил заводик «З» и наградил по-царски начальника охраны, главбуха и Раису Николаевну. И себя не забыл. Каждому от ста до трехсот долларов выделил. Только одному из этой когорты ревнителей справедливости 700 долларов дал. Ну, вы, наверное, уже догадались, кому.
− Себе, конечно.
− Ах, шеф, вы прямо след шмеля в воздухе видите. Себе, конечно.
Ведь я не только распутал эту сеть, но и имел достаточно твердости и наглости всю эту шайку-лейку припереть. Только Раиса Николаевна, хотя я премировал ее трехстами долларами, недовольная оказалась. Она кому-то сказала, что пусть, дескать, директор себе в задницу эти триста долларов засунет. Но когда я ее вызвал к себе, лебезила, как лиса норе у волка, и не собиралась отдавать эти триста долларов, как бы я не намеревался ими распорядиться. И только много позже я понял, почему это она меня подталкивала к этому делу. Когда те друзья мебель воровали, они с ней не поделились или слишком мало дали, вот она целый год и выжидала подходящего момента.
– Да, Палыч, если наш человек стоит и улыбается и при этом не идиот, значит, спер что-то. А если подходит к тебе, с видом французского патриота времен Директории, который за Францию готов живот положить, и, рубя воздух ладонью, доказывает, где мы прибыль поиметь можем, этот, значит, только готовит воровство и хочет, чтобы ты ему добро дал, то ли своей неосведомленностью, то ли невнимательностью. И вообще, если ты хозяин и к тебе человек с предложением подходит, то в первую очередь думай: где он тебя обуть в лапти хочет?
– А если, допустим, ты начальничка, какого проверить хочешь, подойди и скажи, мол, Иван Иваныч, надо бы документики на закупку материалов, или другого чего, проверить. А он тебе: «А зачем?», «А не завышают ли наши менеджеры закупочные цены?», «Что вы, - говорит, - я сам, лично, проверял – все по прайсам». По прайсам, оно по прайсам. Только сразу мне ясно становится – откат они, паршивцы, с Иван Иванычем делят. А он их всячески прикрывает.
– Или вот случай был. Стала таможня у нас, ссылаясь на какой-то приказ, по 50 килограмм продукции на пробу брать, да у себя, якобы на вечное хранение оставлять. Продукция наша, сам знаешь, не гниет, не портиться – сто лет лежать может, а то и больше. Ну, надо, значит надо. А кладовщик наш, уже три месяца прошло, как брать стали эти пробы, мне говорит:
– Что-то слишком много таможенники себе на склад проб отбирают. Этак у них через год, больше чем у нас продукции скопится.
Давай мы с ним разбираться, что да как. Вызвали менеджера, что таможней занимается. Он на юристку сослался, дескать, она в курсе, сама такой указ видела. Зовем юристку. Та побледнела и от всего отказывается. Ну, ладно. Поехал я на областную таможню. У меня там все знакомые. Захожу к начальнику тарифов, смеюсь:
– Это где ж вы склад такой отгрохали, что пробы продукции по 50 килограмм на вечное хранение закладываете? Пойдемте, глянем, может, подскажу, как правильно хранить.
Она на меня руками замахала:
– Какие 50 килограмм? Шутите! 50 грамм и те через месяц мы обязаны вам же обратно отдавать.
Этот прохвост, менеджер по таможне, целую шайку-лейку организовал. Юристка их прикрывать должна была и половину получала. А менеджер и таможенник по двадцать пять процентов. Они эти пробы мне же под видом сырья на переработку сдавали. Менеджер тоже сразу раскололся. На колени бух: «Простите! Пощадите!» А таможенник крепкий, гаденыш, оказался. Я его к стене припер: «Зачем пробы такие большие брал? Куда пробы девал?» А он как хомячок, глазки выпучил, щечки надул: «Чего пробы?? Какие пробы? Куда пробы? Ничего не знаю».
Ладно, думаю. Я канал хищений перекрыл, им теперь долго неповадно будет. А мне эти два жука еще не раз пригодятся. Юристку, правда, под благовидным предлогом попер, ну ты помнишь. А эти два кадра до сих пор, только в их сторону гляну, приседать начинают. Только вот менеджер по таможне, что-то в последнее время все веселее становится и взгляды на меня умильные бросает. Опять, что-то прохвост придумал. Ты за ним, Палыч, присмотри.
– Да, я уж, конечно. Я его пришучу!
– Шибко не жучь! Парень он толковый. Так намекни, не по чину, мол, дерешь. И как увидишь, что совсем загрустил, поощри чем-нибудь. Пусть толику малую свистнет. А то наш народ, если не украдет, сам не свой ходит.
Мы с Палычем посмеялись. Еще по рюмочке хлопнули. Он потом к молодежи пошел. Гляжу, Петька ему что-то на ушко говорит. Увидели, паршивцы, как я с Павловичем дружески беседую, а может и он с ними в доле. Просто его деньги ему они передать не успели. Да и Бог с ними. Не тырили бы, я бы им зарплату повысил. С другой стороны: краденое – слаще. Может, и не повысил бы. Мне ж тоже что-то у них упереть надо.
