Нос на квинте,
щелки-глазки,
грусть в походке,
мрачный видик.
Петр Иванович Салазкин —
от природы
самокритик.
Пристает
ко всем,
сипя:
— Сбоку,
спереди гляжу ли,
должен
вам
раскрыть себя,
я —
бродяга,
вор
и жулик.
Пасть —
не пожелать врагу, —
мямлит
он
в своем кругу,
в гладь
зеркал
уныло глядя, —
с этой мордой
я
могу
зверски
превратить в рагу
даже
собственного дядю.
Разве
освещает ум
пару глазок,
тупо зрячих?
Ясно —
мне
казенных сумм
не доверишь.
Я
растрачу.
Посмотрите
мне
в глаза —
не в лицо гляжу,
а мимо.
Я,
как я уже сказал,
безусловно
подхалима!
Что за рот, —
не рот,
а щель.
Пальцы потные
червятся.
Я — холуй,
и вообще
жажду
самобичеваться. —А на самом деле он
зря грустит,
на облик плача.
Петр Иваныч
наделен
уймой
самых лучших качеств.
Зубы — целы.
Все сполна.
Солнцем
лысина лоснится,
превосходная спина,
симпатичные
ресницы.
— Петр Иваныч,
меньше прыти,
оглядитесь,
мрачный нытик!
Нет ли
черт
приятных
сзади?
Нам ведь
нужен
самокритик,
а не
самоистязатель!
