Романс
Культурный центр, грузинский дом, надежд твоих могильник.
Нас не берет на свой бюджет какое-нибудь РАО.
Я у тебя один, Булат, твой верный собутыльник,
в кармане внутреннем моем играет «Lowenbrau».
А ты идешь, как командор, не мраморный однако,
однако худ, однако жив, однако узнаваем,
сквозь коммунальный коридор насыщенного мрака —
уже не вечер, это факт, ужо мы поиграем.
А рядом бронзовый жених, игрок каких немного,
невесту бросит, чтоб сыграть в футбол по-афрорусски,
и начинается от них Смоленская дорога,
где много мокрых глаз течет, отыскивая спуски.
Вольнолюбивый инструмент достался тем и этим.
Километровая струна витринного Арбата.
А ты идешь, как командор, и в доме сорок третьем
о Донне Анне говорят: она не виновата.
Но не удастся мне, Булат, припутать Дон Гуана
к своей вине, к твоим шагам, к виткам земного шара —
все это сон, все это мрак, но, как это ни странно,
гишпанским тоном отдает знакомая гитара.
Летит палома за кормой Харонова парома,
спою о ней, дам петуха, облитого печалью.
Пасется около тебя священная корова,
торчат рога, торчат соски, и я на ней отчалю.
2006
Илья Фаликов
Другие работы автора
Отрыдал неделю крупными слезами
Отрыдал неделю крупными слезами Вышел нба люди — с пустыми ли глазами, с золотыми ли зрачками — вот те на:
Пробуждение в Трубчевске
Густо растут на березах вороны, гроздья ворон, черные вдовы, кромешные кроны, гул похорон
Один от Золотой орды другой от рыжей бороды
Один от Золотой орды, другой от рыжей бороды, а ты откуда, брат Оттуда, где ни ост, ни вест
Памяти Андрея Сергеева
На пешеходном переходе сидит все время эта птица — привычно при любой погоде ей в черном зеркале светиться, и в лобовом стекле, разбитом ее большим воображеньем, она над мрамором-гранитом