Иса Сулейманов
Шел 1943 год. В блокадном Ленинграде ночи были холодные. Была проблема с дровами. В холодной комнате полуголодная мать ждала двенадцатилетнюю Олю. Она ходила отоваривать хлебные карточки. Уже вечерело, но было довольно-таки светло. Оля с сумкой, в которой лежали три порции хлеба, да еще хлебные карточки, довольная шла по двору трехэтажного дома. Она представляла, как мама обрадуется ее приходу, как Вадик прибежит и обнимет ее, как они, отварив три картофелины, сядут за стол. Вдруг из-за угла соседнего дома выбежал мужик. Подбежал к Оле, вырвал из рук сумку и побежал. Оля растерялась и смотрела вслед убегающему мужику. И, пройдя некоторое время, поняла, что именно произошло. «Ловите вора, караул !», - кричала с дрожащим голосом она. «Ой, что будет, что будет? Что же будет с нами?» - плакала она. Слезы и обида душили ее. Она не знала, как идти домой, что сказать маме. Долго шла она темными дворами. Слезы так и катились по худым щекам. Она и не заметила, как дошла до своего подъезда, как поднялась по деревянной лестнице, как позвонила в дверь. Громоздкую и высокую дверь открыла мама. Оля смотрела в глаза матери. «Ну, заходи, что стоишь?» - сказала мать. Оля с большим волнением вошла в прихожую и начала разуваться. «Где сумка?» - спросила мать. «Ее у меня вырвали на улице», - ответила Оля. «Как вырвали?» «Один дяденька вырвал и убежал», - тихо прошептала девочка. «О, Господи, за что нам такое наказание?» - заплакала, приседая и, прикрывая лицо руками, мать. Оля тоже плакала, но тихо, чтобы не слышали. Прибежал трехлетний Вадик и взял Олю за руку. Он стал ее тянуть в комнату, где стояла кастрюля с картошкой. «Хочу кушать, хлеба хочу», - сказал Вадик. Мать вошла в комнату, сняла кастрюлю с печки и достала ровно три картофелины. Вадик тут же забрался на стул и жадными, голодными глазами смотрел на дымящую и ароматную картофе-лину. Маленькими пальчиками он дотронулся до картошки, но тут же убрал. Мама осторожно почистила картошку и положила в тарелку. Поужинав, семья легла спать.
На утро еды оставалось совсем ничего: несколько ложек какой-то непонятной крупы и две картофелины. Когда Оля проснулась, увидела мать за столом. На столе была шкатулка. Оля знала, что находилось в шкатулке: семейные фотографии, папины письма с фронта и золотые часы, которые папе достались по наследству от деда. Мать достала часы и сказала: «Возьми их и променяй на хлеб, не то с голоду помрем». Оля молча взяла часы и спрятала во внутреннем кармане шубки. «Смотри, их не теряй, это последняя драгоценность в доме», - сказала мать, провожая дочь на рынок. Задыхаясь от кашли, мать закрыла дверь за дочерью. Хотя и был воскресный день, на рынке людей было очень мало. Оля достала часы из кармана. Она подхо-дила то к одному, то к другому, чтобы променять их на хлеб, но желающих не было. Вдруг Олин взгляд остановился на высоком, с приятной внешностью, солдате. Она подошла к нему и сказала: «Дяденька, купите у меня часы, они золотые. Они еще работают. За буханку хлеба отдам, честное слово». Солдат с ухмылкой взял часы и стал рассматривать. «Что ж, хорошие часы, - сказал солдат, - беру». Положив часы в карман, сказал: «Подожди, я мигом». Перебира-ясь с ноги на ногу, Оля простояла на морозе некоторое время. Вдруг она поняла, что ее могли обмануть. И ужас охватил ее несмышленую душу. Она стала жадно всматриваться глазами на каждый мужской силуэт. И, о чудо, солдат не обманул. Он подошел к девочке с каким-то тряпочным свертком: «Держи свой хлеб». Оля взяла сверток у солдата. «Спасибо», - сказала она, направляясь к выходу. Обратная дорога показалось ей очень короткой, ведь за пазухой был недельный паек хлеба. Она так думала.
Дома ее встретили с недоверием. Но, когда мама увидела сверток за пазухой, глаза ее ста-ли добрее. Оля положила сверток на стол. «Что в ней?» - спросила мать. «Хлеб», - неуверенно ответила Оля. «Ну-ка, посмотри», - приказала мать. Оля раскрыла сверток. И, радость то, какая: целая буханка черного, как шоколад, хлеба, кусок мыла и папины золотые часы. На радостях у матери появились слезы. «Оказывается, есть Господь на небе», - сказала мать, вытирая мученические слезы.
