Увы, но улучшить бюджет нельзя

…не запачкав манжет

К бумаге страстью занедужив,

писатель был мужик ледащий;

стонала тема: глубже, глубже,

а он был в силах только чаще.

Наследства нет, а мир суров;

что делать бедному еврею?

Я продаю свое перо,

и жаль, что пуха не имею.

Бюрократизм у нас от немца,

а лень и рабство — от татар,

и любопытно присмотреться,

откуда винный перегар.

Дойдут, дойдут до Бога жалобы,

раскрыв Божественному взору,

как, не стесняясь Божьей фауны,

внизу засрали Божью флору.

Совсем на жизнь я не в обиде,

ничуть свой жребий не кляну;

как все, в гавне по шею сидя,

усердно делаю волну.

Среди чистейших жен и спутников,

среди моральнейших людей

полно несбывшихся преступников

и неслучившихся блядей.

Мужик, теряющий лицо,

почуяв страх едва,

теряет, в сущности, яйцо,

а их — всего лишь два.

Нам охота себя в нашем веке

уберечь, как покой на вокзале,

но уже древнеримские греки,

издеваясь, об этом писали.

Ища путей из круга бедствий,

не забывай, что никому

не обходилось без последствий

прикосновение к дерьму.

Я не жалея покидал

своих иллюзий пепелище,

я слишком близко повидал

существованье сытых нищих.

Старик, держи рассудок ясным,

смотря житейское кино:

дерьмо бывает первоклассным,

но это все-таки гавно.

Мы сохранили всю дремучесть

былых российских поколений,

но к ним прибавили пахучесть

своих духовных выделений.

Не горюй, старик, наливай,

наше небо в последних звездах,

устарели мы, как трамвай,

но зато и не портим воздух.

Люблю эту пьесу: восторги, печали,

случайности, встречи, звонки;

на нас возлагают надежды в начале,

в конце — возлагают венки.