3 16 48
Три последних, между прочим, может года… может века,
Я не вижу звуков ночи, я не слышу красок неба…
Огурец в солёной банке, пересмех пустых бутылок…
В умывальной, как подранок, спит рассохшийся обмылок,
Желчь упрямо лезет в печень, лупа ёрзает в кармане,
Угол фраз тупоконечен, взор пустой, как пьянь в шалмане.
Клети стен – шестнадцать с гаком окна мажут жёлтым светом.
На дворе скулит собака. Тихо. Гадко. Вою с ветром.
Три созвездья, помню с детства, мне моргали с небосвода
В них шестнадцать звёзд – невесты, плыли к гавани восхода.
Три умножить на шестнадцать – сорок восемь хоть ты тресни!
Кто затёр созвездья танцев, кто пролил полночья песни?
Истомилось в подневолье, искрошилось батогами
Ссохлось, сморщилось раздолье – не играет жемчугами.
Сорок семь блудниц с одною и шестнадцать прежде близких,
Трёх, возлюбленных душою, не заменят, как ни тискай…
Тех желанных, что позднее, въелись накрепко под кожу
Оттого вдвойне больнее… оттого кусачей ноша…
Но одна, с потоком страсти, в кровь проникла мглистой ночью
В чьём я подданстве и власти? Чем себе могу помочь я?
«Три шестнадцать сорок восемь», - выскребаю мантры звуки.
Небо. Ночь. Созвездья. Осень. Ты. Одна. Целую руки…
