ДЕТИ ДЕВЯНОСТЫХ
Ледяные батареи девяностых.
За водой пройдя полгорода с бидоном,
Сколько вытащишь из памяти заноз ты,;
Овдовевшая усталая мадонна?
Треск речей, переходящий в автоматный,
Где-то там, в Москве, а тут – свои заботы:;
Тормозуху зажевав листком зарплатным,;
Коченели неподвижные заводы.
Наливались кровью свежие границы –
Ну зачем же их проводят красным цветом?
А подросшие участники «Зарницы»;
Косяки крутили из бумажных вето.
Только детям все равно, когда рождаться:;
Этот мир для них творится, будто снова.;
Сколько раз тебе и петься, и рыдаться,;
Изначальное единственное Слово?
Мы играли на заброшенном «Чермете»,;
В богадельне ржавых башенных атлантов,;
И не знали, что судьба кого-то метит;
Обжигающими клеймами талантов.
Мы росли, а небо падало, алея.;
Подставляй, ровесник, сбитые ладони!;
Вряд ли ноша эта будет тяжелее,;
Чем вода в замерзшем мамином бидоне.
ЗЕМНЫЕ ДОРОГИ
Мотор сосет бензин похмельной жаждой,;
Шофер глазами к полосе прирос,
Мотается над выбоиной каждой;
На лобовом повешенный Христос.
И в каждой вспышке встречных фар мелькают,;
Как мошки, буквы – кто б их разглядел:
«Всплывем мы все когда-нибудь мальками;
Из глубины планктонных наших дел.
Зачем тебе придуманное имя?;
Ведь там, куда ты ангелом влеком,;
Бодливая луна сцедила вымя
Над пролитым по небу молоком».
;
Но веришь и в межзвездном разрежении,;
В планету целя зрительной трубой,;
Что твой небесный путь – лишь отражение;
Земных дорог, проделанных тобой.
ЕСЕНИН И ЛАЗО
Алкоголь выходил мутноватой слезой
И не брал ни шиша.
Двое тезок-погодков, Есенин с Лазо,
Пили на брудершафт.
– Ты хоть сам, а меня-то…;
– Да знаю, Серег…
– Но чего уж теперь…
И лежал на столе одинокий сырок –
Символ встреч и потерь.;
– Вон Платонов Андрей в паровозном гудке;
Слышит ржанье коня.;
Так что можем с тобой уходить налегке,;
Никого не виня.
– Не напрасно твой колокол строчки литой;
Загудел наверху.
Два полешка, сгорели мы, став теплотой,;
А не сгнили в труху.
И один из них долго смотрел на свечу,
А другой – в потолок.
Но ключами звеня, поторопит ворчун,
Как бы ты ни толок
Водку теплую в стопке, где сложено то,
Что в себе ты носил.
Сквозь пшеничную корку Сережины сто
Поднимаются в синь.
ЖЕСТКОЕ ЖНИВЬЕ
Был черствый хлеб вкуснее сдоб,
Был труд войны, простой и страшный:
На фронте пашней пах окоп,
В тылу окопом пахла пашня.;
;
Впрягались бабы в тяжкий плуг,
И почва впитывала стоны.
Мукой, измолотой из мук,
На фронт грузились эшелоны.
А там своя была страда,
И приходили похоронки
В артели вдовьего труда,
В деревни на глухой сторонке.
Кружили, словно воронье,
Над опустевшими домами.
Кололо жесткое жнивье
Босое сердце старой маме…
КНИГИ СГОРАЮЩИХ ЛИСТЬЕВ
Затихли гремевшие гирями грозы –;;
Весы Зодиака застыли устало.;
Уходят дожди журавлиным обозом,
Смывая осевшую пыль с пьедесталов.
;
Серебряной ваксой ботинки начистив,
Паук расставляет осенние сети,
И красные книги сгорающих листьев
Лениво читает задумчивый ветер.
Земля забинтована марлей тумана.
Братайтесь, бойцы безрассудного лета!;
Змеится сухим иероглифом рана;
Запекшихся губ все познавших поэтов.;
Они рядом с нами, но выше немного.
Упрямое солнце пробилось сквозь тучи.
Меж мокрых полей потерялась дорога,
Как с неба упавший, растаявший лучик…
