Москва в Норвегии

Облаков колорит

О зиме говорит.

Пахнет влагой и хвоей,

Как у нас под Москвою.

Мох лежит под сосной,

Как у нас под Москвой.

Все как дома,

И очень знакомо.

Только воздух не тот,

Атмосфера не та,

И от этого люди другие,

Только люди не те, что у нас,

И на вас

Не похожи, мои дорогие.

Дорогие друзья, я писала не раз,

Что разлука — большая обуза.

Что разлука — змея.

И действительно, я

Не должна уезжать из Союза.

За границей легко только первые дни,

В магазине прилавок наряден.

(До чего хороши

Эти карандаши,

Эти перья и эти тетради!)

А какие здесь есть города! Например,

Старый Берген, который недаром

(Это скажет вам каждый порядочный гид)

Знаменит

Своим рыбным базаром.

Голубая макрель, золотая треска

На холодном рассвете багровом.

Я взглянула на рыбу —

И в сердце тоска

Вдруг впилась мне крючком рыболовным.

Я припомнила ясно: в корзине, в ведре ль,

Распластав плавников острия,

Та же белая в синих полосках макрель,

Только звали ее «скумбрия».

И какая чудесная юность была

В те часы на песке под горой!

И какая огромная жизнь пролегла

Между этой и той скумбрией!

И печаль об исчезнувшей прелести дней

Полоснула меня, как ножом.

И подумала я: «Ничего нет грустней

Одиночества за рубежом».

Только вижу: у рыбного ряда стоит,

Упершись рукавицей в бедро,

В сапогах и брезенте, назад козырек,

Ну, точь-в-точь паренек

Из метро.

Я невольно воскликнула: «Ах ты,

Из какой это вылез он шахты?»

Он ко мне по-норвежски (а я ни гугу),

По-иному он, вижу, не слишком.

Неужели же, думаю, я не смогу

Побеседовать с этим парнишкой?

И, доставши блокнот, так, чтоб он увидал.

На прилавке под рыбным навесом

Я рисую родимого моря овал

И пишу по-латински «Odessa».

И тогда паренек на чужом берегу

Улыбается мне, как рыбак рыбаку.

Паренек улыбается мне от души,

Он берет у меня карандаш.

(До чего хороши

Эти карандаши,

Если держит их кто-нибудь наш!)

Он выводит знакомое слово «Moskwa».

И от этого слова — лучи.

(До чего хорошо, что иные слова

Даже в дальних краях горячи!)

Он приветствует в эту минуту Союз,

Он глядит хорошо и всерьез.

И, содрав рукавицу и сбросив картуз,

Он трясет мою руку до слез.

Хорошо, что на грусть мы теряем права

И что, как бы он ни был далек,

Человек с удивительным словом «Москва»

Не бывает нигде одинок.