Памяти Владимира Николаевича Душутина-Келлера,
воронежского краеведа и русского историка
Он был последним, совсем заброшенным,
Его за глаза называли Сенькой.
Но безголовым шапкам поношенным
Его голова была ступенькой.
Он в ней свои громоздил категории,
Которых не было в мире безвестней,
И значился он не в анналах истории,
А в манускриптах истории болезни.
Не раз, обруганному и освистанному,
Ему отдавливали мозоли,
Но он, Учёный, чувствовал истину,
Почти совсем не чувствуя боли.
И, сидя порой на скамье свежеокрашенной,
Творил он Идею, бумаги комкая,
И, бледный, бессонный и взбудораженный,
Её языком говорил с потомками.
Сквозь дни-беспросветья, сквозь годы-вериги
Пронёс он, храня как зеницу ока,
Память о “дощках” Велесовой Книги,
А жил… заброшенно и одиноко.
И вот наконец – свершилось. Свершилось!
Почётны, значит, ещё добродетели:
У светлого мира снискал он милость,
Светила мира его заметили.
Скорей! Телетайпы стучат печатками,
Как будто костями гремят игральными, –
Пренебрегли телетайпы шапками –
За головами следят гениальными!
И слава о нём бы неслась стоязыкая:
“Он создал!.. открыл!.. он маг!.. он гений!”
Ах, слава! Ты самое невеликое
Из нерукотворных земных творений.
Ему предоставили право голоса
Мужи учёные, сферы судьи,
Ему предоставили право полюса
Соединять меридианы судеб.
Но что же Учёный? Ещё не в золоте?
Ещё не обласкан? Звучит зуммер:
“Абонент на проводе?”
Тих ответ: “Абонента нет. Абонент… умер”.
(2002)
