Марта

Сгорели в памяти дотла

Костры сибирской лесосеки.

Но в тайниках ее навеки

Осталась теплая зола.
И лишь подует горький ветер

С далеких, выжженных полян,

Как затрещат сухие ветви,

Метнутся тени по стволам.
Сохатый бросится, испуган,

Рванет по зарослям густым.

И ругань, ругань, ругань, ругань

Повиснет в воздухе, как дым.
Взметнутся кони на ухабы,

Таща корявый сухостой.

И кто-то крикнет:

— Бабы! Бабы!

Гляди-ка, бабы, с ноль шестой!..
Она запомнилась навеки...

По хрусткой наледи скользя,

Она несла по лесосеке

Большие юные глаза.
Она искала земляков,

Она просила: — Отзовитесь.—

И повторяла:

— Лабас ритас!.. —

не слыхал печальней слов.
Она сидела у огня,

Ладони маленькие грела

И неотрывно на меня

Сквозь пламя желтое смотрела.
Густым туманом по ручью

Стелилось пасмурное небо...

И я сказал ей:

— Хочешь хлеба? —

Она ответила:

— Хочу.
И я отдал ей все до крошки.

Был слышен где-то крик совы.

Желтели ягоды морошки

Среди оттаявшей травы...
И было странно мне тогда,

Что нас двоих,

Таких неблизких,

В седой глуши лесов сибирских

Свела не радость,

А беда.