Скоро рассвет. Появится горизонт.
Из радио на подоконнике запоет Кобзон.
Тетя Галя почешет локоть и скажет «ох!»
А дядь Валера отплюнется: «Чтоб он сдох!»
Но пока за окошком — ночь. Белеет лишь подоконник.
В ожидании гимна молчит приемник.
Лишь дядя Валера во сне обкладывает матерщиной
наш Союз: «Ебал я ваш нерушимый».
Треснуло в печке полено, потянуло теплом,
и это тепло, не брезгуя самым темным углом,
пробирается в комнату и вдруг — не успеешь ахнуть —
трогает сухари. И они начинают пахнуть!
Первый месяц зимы. Роща — совсем худая.
Холодно в Бийске, в Рубцовске и в Онгудае.
Холодно в Кулунде и в далеком Горно-Алтайске.
Край мой стоит в снегу, как в холодной маске.
Дед бормочет, ворочаясь: «donnerwetter…»
В щели окна задумчиво дует ветер.
И четверть века спустя, в тысячах километров
от маленького городка, я вздрагиваю от ветра.
Карта воспоминаний… Странно, как может память,
повторяя событья, ранить, как может ранить
черной, холодной ночью странная их похожесть…
Утро заглянет в окошко, и я поежусь.
2005
