«Солнце склоняется, а смерти всё нет»,
я завис в этом цикле закат-рассвет.
Твой горе-поэт,
что сонетами исписал
уже все поверхности,
лезет на стены от скуки
в этой, Богом забытой,
местности.
Кусает локти и лепечет что-то про однотонность,
про однотипность, обыденность, угнетенность.
Говорит, что давно уже выживает здесь на пределе.
Ну оскуднели краски этого мира, осточертели.
Все людское, словно поперек горла.
Беспощадно давишься этим,
но, черт возьми, гордо.
Жертва дурного аккорда
или местного запрета абортов,
то ли сам запятнал сознание,
то ли плод рекламы билбордов.
Не суть.
Весь впитанный тобою хлам,
все равно никому не вернуть.
И из себя не вычленить,
не избавиться.
Жуть.
***
Транслирование мысли,
что счастье — для всех и доступно каждому.
Правда, из тебя выливается кричащими
сумасбродными жаждами.
Что бесконечно требуют больших масштабов.
А ты думал о бессмысленности?
Она всегда рядом.
Найди ее вопросом "зачем?", а не взглядом.
Что ты несешь в этом теле изрядно помятом?
Особенно, когда таких здесь миллиардов восемь:
расцветают весной, тоскуют — в дождливую осень.
И каждый проникся важностью собственной личности:
не стать серой массой, не коснуться вторичности.
Стремление к каким-то высоким сверхценностям,
отношение себя к социальным пластам,
принадлежностям.
Только проблема в том, милый друг,
что все закончится абсолютно ничем.
Поэтому будь кем хочешь в своем черном осеннем плаще:
свободным поэтом или диким художником,
таксистом, верующим, психопатом-безбожником.
А может менеджером, что в баре по пятницам,
или ты особь женского пола, что танцует
на барной стойке, развратница?
Всё без разницы.
Ибо и без твоей участи,
солнце склоняется здесь
и светится.
Созерцай закаты-рассветы,
молча терпи — и стерпится.
