А над Родиной ночь

Поле заснежено, в нём чёрный ветер, жмётся к земле лунный свет сиротливо. Стороны света слились в один – Север. Поезд покинул перрон торопливо. Контуры станций, как тело в наколках, свет семафоров сочится как мирро. Бархат пространства во звёздных осколках. Опустошённость. Безволие мира. Ход набирает и неразличимы контуры зданий посёлка и лица. Только лишь в памяти неразлучимы, но не в реальности. Поезд умчится. Дёрганый ритм. И гудок навывает песню ямщицкую, что тот со страха ноет под нос, когда путь коротает, словно острожник по снегу на плаху. Рельсы затихли, и взгляд увлажнился. Нет никого. Ни души. Кроме Бога. Холод предчувствия нищим прижился подле судьбы, словно подле чертога. Просятся слёзы, но неразличимы – снегом лицо запорошено талым. С родиной малою неразлучимы, так же, как с сердцем, до жалости, малым. Воет буран, и ему подвывает Родина, словно рассудка лишившись, детство моё, как сыночка качает, мёртвого, с песней над ним наклонившись. Ночь, как сестра милосердия в белом, над обезумевшей шепчет молитвы, и над моими душою и телом, под занесённою месяца бритвой. Свет фонарей. Темнота загустилась. Я на перроне, под ныв ветра скрипок. Родина вся в мой кулак уместилась… До привокзальных обтрёпанных липок.