Берег Дуная. Ветер колышет чёрную гладь реки…
Тише! Пожалуйста, тише! Не стучите мои каблуки;
Мрачные воды Дуная не тревожьте всуе, напрасно…
Если смотреть, не моргая – вода отливает красным.
О каменный берег бьётся волна, будто скорбит вместе с нами -
Тяжеловесна и холодна…Видно, отлита эта волна
Из чугуна и стали…
И небо сплавом чугунным, разинув огромный рот,
Вот-вот упадёт бесшумно, вот-вот упадёт бездумно
В чёрную бездну вод.
В висках – металлический скрежет и звон,
А сердце чуть-чуть - и выскочит…
Под ветра холодный порыв и стон
Мне слышится: - Тысяча! Тысяча!
В небе не видно ни солнца, ни звёзд, ночь или день – не понять…
Сердце набатом стучит – «Холокост»!
Будто вонзает в грудину гвоздь, и дрожь, как боль, не унять.
Нервной шеренгой у края реки - туфли, ботинки, тапки…
И жмутся детские башмачки, как будто котята или щенки
К женским ботинкам зябко.
Стёрта подошва, оторван бант, но туфли – всегда на посту…
Когда же, когда возвратятся назад те, кто шагнул за черту?
Дождь над Дунаем – как из свинца, дно у реки – погост…
Каждая пара прошла б до конца, каждая песня – для молодца,
Если бы не Холокост!
Вот и скамья, не чувствую ног, день на исходе мая…
Солнце на небе – красный венок!
Грохот фашистских грязных сапог эхом доносит память.
Так и бредут вдоль притихшей реки туфли, сандалии, башмаки…
Но каждый чугунный тяжёлый собрат – крайне стойкий Солдат.
…
Шестьдесят пар обуви - женской, мужской, детской, из чугуна и бронзы. На берегу реки Дунай. Здесь расстреливали людей, и они падали прямо в воду. А перед расстрелом всех заставляли разуться. Памятник венгерским евреям, которых расстреляли фашисты накануне капитуляции Германии. Тысячи и тысячи ни в чём не повинных людей…
