УХОДЯЩИЙ ГОД
Вот ты носишь его, раскладываешь на части,
Расщепляешь на атомы и причастия,;
Запоминаешь причастных, нечестных, несчастных,;
Фильтруешь список, игольным берешь ушком.
Вот ты носишь его котомкой, крестом, младенцем,;
В сердце, растущим месяцем, на полотенце,
Консервирующей эссенцией, выселенцем,
Вечно краснеющим кожаным кошельком.
Он живет с тобой, привыкает - молодоженом,;
Потом набирает вес, седину, знамена,
Становится немногословным, пустым, условным,
Мокропогодным, сидящим на багаже.;
Вот ты носишь его и всех, кого он вмещает,;
Считаешь числа и пользуешься вещами,
Вычеркиваешь поименно и забываешь.
А он, умерший, отмыт и почти блажен.
И ДЕНЬ ДОСТАЁТ…
И день достает из каких - то своих закромов;
Чудесные запахи кофе, зимы, пирогов,
Пуховый платок и бумажный цветок на иконе,;
И хрупкое кружево снега на детской ладони.
И бабушка, словно носатый смешной снеговик,;
Купает в сугробе молдавский цветной половик.;
А в сонной квартире в углу есть магический веник,;
Темнеет смола на ветвях у стареющей ели,;
Игрушки и звезды, сменившие координаты,
Уложены бережно в самую мягкую вату.
Осыпались сказки, и полный дождя коробок
Теперь отправляется сладко дремать в уголок.
И день достает из каких - то своих закромов;
Кусочки волшебного детства, халдейских даров:
Потертое кресло, лохматого злого кота,;
И куклу в серванте, застывшую там навсегда.
И мир так надежен, и столько всего он сулит,
И что происходит - задумано лишь для любви.;
***
Вчера я думала о том, что якорь стар
И ржавой крошкой больше не удержит,;
Что я сама себе как самодержец :;
Владелица бумаги и мансард,;
Где по стеклу спускаются слова
В дождливый полдень пряного июля.;
Вчера я думала, что больше не горюю,
И мне меча из ножен не достать.;
Как не достать старинный артефакт
Пропахшему сигарой букинисту,
Летучему голландцу вечно - пристань,
Ленивому - вершины мастерства.
И отстраниться молча, и забыть,
Закрыть давно не крашеные ставни,
Не думать ни о ближнем, ни о дальнем,
и ничего в себе не отразить.
И как молчат пустые зеркала,
Бессонно глядя в темноту прихожих,
Так нарастить затворничества кожу,
И холод пальцев спрятать в рукава.
Но мне такой не выпросить судьбы,
И якорь держит крепко позвоночник:
Нельзя ни отказаться, ни умолкнуть,
Ни бросить словоблудной ворожбы.
Все те, кто от рождения заклят,
На землю не вернутся с корабля.
***
С каждой из них становишься злей и строже,;
Учишься быть мудрее, сильнее, старше.;
Каждое утро приходят они без кожи -;
Женщины, ждущие зрелища и реванша.;
В тёмной прихожей снимая чужие крылья,;
Смотрят мне в душу, как в окуляр прицела,;
Ищут во мне чувствительные болевые,;
(Были и серебряные пулевые),;
Но у меня суверенитет и цельность.;
С каждой идёшь на дно, но и дна не чуешь,;
Не достаёшь во тьме ни песка ни камня.;
Донные рыбы, драконы с единой сутью -;
Твёрдый раствор, судьбинная амальгама.;
С каждой из них становишься злей и зорче,;
Не повторяешься в первой крутой подаче -;
Женщинам без хитиновой оболочки,;
Белым дольменам, спрятавшим звуки плача.;
Каждое утро приходит всё новый идол;
С линией жизни в заметный суровый прочерк.;
Я научилась - я делаю длинный выдох,;
Все девять жизней, спуская им по цепочке.
***
А жена его выла, выла в сто голосов,;
Сто собачьих смертей сулила и сто костров.;
Только был его шаг размашист и светел взор -;
Пожелавший воли всегда умножает скорбь.
По нему ли седые травы в степи горят,;
За околицу вдовы выйдут ли колдовать?;
На озёрах ведьма ликом что медь и мёд.
Никакой молитвой не победить её.
И пускай руке никогда бы не знать меча,;
Лучше ржавый серп, овраги да молочай,
Лунь - трава у дуба, молнией что сожжён,
Лишь бы пахла зельем ласковая ладонь.;
И пускай по следу жгут ввечеру огни,;
На кровавом небе скроется птичий клин,;
Брат наточит нож, покачнётся в хмельном седле,;
Нет озёрной ведьмы теперь никого милей.
...Как подуют ветры, высушат чернозём,;
Заметет снегами тропы вокруг озёр.
