Все сидят дома, прилипнув к мониторам своих компьютеров.
Это весна 2020, Маугли.
Тучный, прикрытый пледом мужчина изображает Данаю Рембрандта.
Это культурная изоляция, Маугли.
У подъезда соседнего дома стоит полицейский и человек в белом защитном костюме.
Это ковид, Маугли.
На работе все подоконники заставлены горшками с растениями, и сейчас их некому поливать.
Это смерть, Маугли.
Смотрю онлайн-трансляцию праздничной службы из Храма Христа Спасителя. В чате под трансляцией кто-то кричит «Воистину», кто-то ищет жену, кто-то ругается матом.
Это скорбь, Маугли.
Пасхальная ночь похожа на одиночное бдение у лесного костра. На крашеной специями скорлупе куском темного шоколада аббревиатура ХВ.
Это вечность, Маугли.
Я ставлю горящую свечу на подоконник и долго смотрю в темноту. Через некоторое время в окнах дома напротив появляются маленькие огни.
Это милосердие, Маугли.
Читаю Часы Святой Пасхи, тропари и кондаки, похожие на стихотворения. У них терновый венец и кагорное послевкусие.
Это красота, Маугли.
Маугли поворачивается ко мне лицом и, оставляя винного цвета следы на ткани, разматывает набедренную повязку.
«Это любовь», — говорит он мне.
И я просыпаюсь.
