Уже последняя дремота
безволит дряхлые виски,
а он из сердца тянет что-то,
привстав над миром на носки.
На сцене седенький и ветхий
дрожит слабеющей струной,
тоскуя ввысь, как птица в клетке
о прежней свежести лесной.
В пережитое тянет руки
и в звук перетекает весь
о том, как тяжело в разлуке
со всем, что отзвучало здесь.
