Струны о чем-то рассказывают бойко,
Старая песня уводит за собой…
Были у Джимми и ферма и ковбойка,
Но не был он фермер и не был он ковбой.
Ферму забросил,
На все махнул рукою,
Ковбойку нараспашку –
И пошел по кабакам…
Ой, ой! Джимми! Джимми!
Поведай, что с тобою!
Не видит он, не слышит он,
Не знает он и сам.
… Были когда-то хозяевами штата
Индейцы-делавары, почитатели ветров.
Знать их не знал он… Так вот ведь досада!
Текла в жилах Джимми индейская кровь.
Снились вигвамы,
Лосиные шкуры,
И кто-то мокасины
Сушил перед огнем…
Вот потому-то
Ходил Джимми хмурый
И песен индейских
Не пели мы при нем.
Не грусти, Джимми,
Поезжай в город,
Выгодно продай зерно.
А что в твоем сердце —
Радость или горе, —
Предкам твоим все равно.
С тучи, как боги, сошли раскаты грома,
Коршуном пала на прерию гроза…
Джимми увидел в своем стакане рома
Индейские косы, раскосые глаза.
Скулы как скалы,
Зажженные закатом,
Фламинговой короны
Пламенеющий костер…
Джимми, Джимми!
Куда же ты? Куда ты?
Ушел. И никогда его
Не видели с тех пор.
Бармен сказал: «Это все от безделья»,
А пастор намекнул, что «от безверья своего».
Грозная ночь бушевала за дверью,
И больше никто не сказал ничего…
Ферма дичает, бурьяном порастает,
Не видно белой лошади, не слышен лай собак.
Песню про Джимми теперь никто не знает,
А если бы знали, то пели бы вот так:
Не горюй, Джимми!
Поезжай в город,
Выгодно продай зерно…
А что в твоем сердце —
Радость или горе, —
Предкам твоим все равно,
Предкам твоим все равно,
Все равно, все равно…
