Березник...
Заприметив кровлю,
Антенн еловые шесты,
Как перед первою любовью,
Вдруг оробел за полверсты.
Свет Марьевка!
Но где же радость?
Где теплота?
Где встречи сладость?
Томительная виноватость
В груди отравой разлилась.
Виновен?
В чем?
Припоминаю
Всю трудно прожитую жизнь.
Ромашки белые сминаю,
Топчусь на месте,
Хоть вернись.
Напомнили мне стебли-травы,
Напомнил голубынь-цветок,
Что я хотел ей
Громкой славы.
Хотел.
И сделал все, что смог.
Другой деревни нет известней
Ни по соседству, ни вдали.
Она заучена, как песня,
Поэтами моей земли.
Слова кресалами кресаля,
Высокий я возжег костер.
Что ж горько так?
Не от письма ли
С унылой жалобой сестер,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имен
Их председатель
Вновь сменен...
А помню
Светлым и крылатым,
Когда и рук не натрудил,
Мальчишкою в году тридцатом
Я агитатором ходил.
Но главное не в окрыленье,
Не в силе слова моего.
Со мною был товарищ Ленин,
И люди слушали его.
К забытым радостям причастен,
Я шел и мучился виной,
Что нет в моей деревне счастья,
В тот год
Обещанного мной.
Я тихо шел.
На повороте
Из придорожного леска -
Авдотья, что ль?..
Ну да, Авдотья
Гнала брыкастого телка.
В одной руке пушился веник,
Другой придерживала свой
В углах подоткнутый передник
Со свежей ягодой лесной.
Теперь усталой и болящей,
Когда-то, дальней из родни,
Высокой,
Статной,
Работящей,
Записывал я трудодни.
- Вась, ты ли?-
С нежностью великой
Пахнуло в милой стороне
И веником,
И земляникой,
Душевно поднесенной мне.
- Поди забыл... Испробуй нашу...-
Ладонь, шершавая с боков,
Была как склеенная чаша
Из темных
Мелких черепков.
Румянясь,
Ягода лежала,
Тепличной ягоды крупней,
Светилась,
Нежилась,
Дрожала,
Как будто вызрела на ней.
Душистая, меня лечила,
С души моей снимала страх,
Но все-таки она горчила
Рассказом о простых делах,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имен
Их председатель
Вновь сменен...
И продолжала без утайки,
Судила без обиняков,
Как вседержавная хозяйка,
Сельхозначальство и райком.
Кольнула областное око,
Бросала и повыше взгляд -
На тех, кто учит издалека
Доить коров,
Поить телят.
На миг
Замолодели очи,
Расцвел и выцвел
Синий мак.
Про совещанья,
Между прочим,
Авдотья мне сказала так:
- Зовут все первых да первущих,
А им и так не плохо жить.
Собрать бы нас вот, отстающих,
Да с нами и поговорить.
Э-э, я претензию имею.
Передний, крайний - все родня...
Наш фельдшер, ежли я болею,
Так он и слушает меня...
И что болтаю!-
Хитро глянув,
Прутье перебрала в руке.-
У нас, у старых, как у пьяных,
Не держится на языке...
А где телок?
Убег?
Гляди-ка!-
Простилась попросту, кивком,
И, пахнущая земляникой,
Поторопилась за телком.
А я-то думал,
Как зазнайка,
Что в чем-то виноватым был...
Она судила как хозяйка
Своей земли,
Своей судьбы.
И все ж, не позабыв урока,
Я шел, виновный до конца,
Не в роли
Юного пророка,
А в долге
Зрелого бойца.
