Никто меня не толкал

Никто меня не толкал, не бил меня по рукам,

изящно не намекал, и яда не лил в бокал.

Но дрогнул сквозняк в груди — исчезни, не навреди,

мне просто стало понятно, что мне пора уходить.

Все те же сидят, едят, глазами в глаза глядят,

за всеми вокруг следят, басами в ушах гудят.

А я взгляну на луну, оставшимся подмигну

и серой прозрачной змейкой за темный порог скользну.

И вот за спиной мешок, дорога гладка, как шелк,

и если идти, не думая, то даже и хорошо.

Ни добрых, ни злых вестей, и можно под нос свистеть,

луна разделяет небо на семь золотых частей.

Я левой босой ногой ступаю на путь благой,

а правой босой ногой чешу свой живот нагой.

Не тронет меня беда, иду я по городам,

и если хотите счастья, то я вам его продам.

И день погоняет днем, и едет другой на нем,

и солнце луну меняет горячим своим огнем.

А я себе все бреду, бреду на свою беду,

и если совсем печально — меняю на сны еду.

А нынче — ушла тоска, и боль ушла из виска,

по небу гуляет ветер и дымные облака.

Я глянул — к глазам рука: весна стоит у ларька

и держит большую чашку холодного молока.

Смеется щербатым ртом, пушистым трясет хвостом

и гладит ларек по стенке, как если б он был котом.

И плещутся тополя, и травы растут в полях,

лохматые жеребята по этим полям пылят.

Ну что, говорю, весна, привет, говорю, весна,

теперь мне малы все шапки и куртка совсем тесна.

Что делать теперь, скажи, ловить ребятню во ржи,

а может, найти принцессу и к ней поступить в пажи?

Она же хитрит, молчит, на ветках сидят грачи,

а сердце мое как будто на сковороде скворчит.

Конечно, зачем слова, раз кружится голова,

раз можно кричать и бегать, и всех вокруг целовать…

Какая уж там беда, какие мои года,

сердца — они бьются к счастью, сегодня и навсегда.

И сколько меня ни бей, ни ябедничай судьбе,

весна обнимает город, а я поспешу к тебе.

А может быть, ты ко мне, у нас еще сотни дней.

И змейки — узором тонким среди голубых камней.