УБОРКА
После уроков мы решили сделать доброе дело: всей кучей сделать уборку у Вовки Рябинина дома. Вытащили все ковры на улицу, прохлопали, мусор вынесли, посуду помыли. Ковров у них жутко много. У нас бы в комнате столько не поместилось. И мебели тоже много.
– Я и сам не знаю, зачем ее столько, – сказал Вовка. – В новую квартиру переехали, родители купили югославский гарнитур, а в нем целых два журнальных столика, – куда нам столько?
– Да, – сказала Таня Владимирова, – столько журналов не напокупаешься.
– За ними можно чай пить, когда телек смотришь в комнате, или рисовать, стоя на коленках, – сказала Лида Голомидова.
– Тогда много ковров надо, чтоб коленки не мерзли, – сказала Таня.
– Ну, вот же, они ковров и накупили, только им хлопать их некогда: они работают до темноты… – вздохнул Вовка.
– Значит, скоро они еще и пылесос купят, – сказала Таня.
– Они еще за ковры с долгами не расплатились! – чуть не заплакал от безысходности бедный Вовка.
– А игрушки у тебя есть? – спросили мы у Вовки, чтобы как-то вывести его в веселое настроение.
– Родители их отдали соседям, когда мы переезжали! – просто-таки зарыдал Вова. – Там был такой смешной из лоскуточков слон… Я маленький звал его «Габидон», спал с ним и в детский сад с собой носил... Габидонушка мой милый! Га-би-дон!.. Где ты теперь, миленький мой!? – Вовка забился в угол огромного раскладного кресла и свернулся калачиком от горя. – А еще там было много машинок, мне их дарили на все дни рождения. А ОНИ взяли и просто отдали кому-то. – Мои подарки!!!
– А чай у тебя есть? – спросила Лида Голомидова.
– Есть, – сказал Вовка.
– Тогда заваривай! – сказали мы.
Вытащили Вовку из огромного кресла, привели на кухню, нашли батон в хлебнице, сахарочком его посыпали и заварили цейлонского чаю в чайнике с фиалками на боку. Сели на колченогие старые табуретки и стали чай пить с хлебом и сахаром. Как в детстве…
Был бы у меня Габидон, я бы обязательно Вовке принесла. Так мне его жалко было. Но Габидона у меня не было. А была большая резиновая слониха Чана со свисточком на животе.
«Никогда никому ее теперь не отдам, – подумала я, глядя на Вовку. – Чем так мучиться…»
