Черный северный слон

Это самое глупое, что можно сделать —

так влюбиться в тебя, твердокаменного, гранитного,

чтоб не просто мосты, каналы, реки, дороги и стены,

а чтоб чувствовать себя на твоих рукавах беззащитным.

Это самое смелое и безрассудное —

так пускаться по улицам наобум, бегом,

будто люди твои безгрешны и неподсудны,

невиновны и праведны,

и на лбах их выписан мир огнём.

Все твои раскрытые двери превращаются в окна

и ведут напролом.

(Если в реку зимой провалишься с головой —

хоть молись, хоть кричи, хоть кляни чертей:

ты срастёшься мгновенно с этой стальной рекой,

и ты станешь воды её шерстяной рукой —

никому неизвестный, не помнящий, сам по себе ничей.)

Так наивно хватать у тебя, камненосного, с ладони связку ключей,

Так смешно смотреться в зеркальность твоей воды.

Ты сам — небо и соль, и ветер, и грозный сон,

из пород самых твердых сложенный чёрный слон,

чёрный северный слон, уснувший среди беды.

По твоим позвонкам поездами из пустоты

к нам приходит слепое белое троесолнцие.

Ты в нём вымочишь шпили и статуи, вырежешь все черты,

полынью и проулок угольной черноты,

ты усядешься, вывесив ноги, на собственные хребты —

и тогда я услышу, как радостно ты смеёшься.