Одиночество антрацитовой конституции
прошивает сиреневое пальто -
и теплеют глаза лепестками седой настурции.
Мы снимаем с себя лекала, нас больше нет, мы - кто.
Мы приходим одной дорогой, уходим разными,
наши лица довольны, а губы обожжены.
Все слова, для которых нет букв, говорят оргазмами
и сливаются в диалект безропотной тишины.
Мы сжимаемся до искусства над половицами;
долго курим, балкон от холода наг и туг.
Под похмельное утро кормушки полны синицами -
и смерзаются накрепко пары трамвайных дуг.
