Всегда во сне нелепо всё и странно.
Приснилась мне сегодня смерть моя.
В полдневный жар в долине
С свинцом в груди лежал недвижно я.
Звенит река, бежит неукротимо.
Забытый и не нужный никому,
Я распластался на земле
Пред тем, как стать землею самому.
Я умираю, но никто про
Не знает и не явится ко мне,
Лишь в вышине орлы клекочут
И стонут лани где-то в стороне.
И чтобы плакать над моей
О том, что я погиб во цвете лет,
Ни матери, ни друга нет, ни милой,
Чего уж там — и плакальщицы нет.
Так я лежал и умирал в
И вдруг услышал, как
Два человека шли и
На мне родном, аварском языке.
В полдневный жар в долине
Я умирал, а люди речь
О хитрости какого-то Гасана,
О выходках какого-то Али.
И, смутно слыша звук родимой речи,
Я оживал, и наступил тот миг,
Когда я понял, что меня
Не врач, не знахарь, а родной язык.
Кого-то исцеляет от
Другой язык, но мне на нем не петь,
И если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
Я за него всегда душой болею,
Пусть говорят, что беден мой язык,
Пусть не звучит с трибуны ассамблеи,
Но, мне родной, он для меня велик.
И чтоб понять Махмуда, мой
Ужели прочитает перевод?
Ужели я писатель из последних,
Кто по-аварски пишет и поёт?
Я жизнь люблю, люблю я всю планету,
В ней каждый, даже малый уголок,
А более всего Страну Советов,
О ней я по-аварски пел как мог.
Мне дорог край цветущий и свободный,
От Балтики до Сахалина — весь.
Я за него погибну где угодно,
Но пусть меня зароют в землю здесь!
Чтоб у плиты могильной близ
Аварцы вспоминали
Аварским словом земляка Расула
Преемника Гамзата из Цада.
Перевод с аварского Н.
Гребнева
