Любой скажет, что эти кошки вообще могут понимать в музыке? А я отвечу: «Могут, еще как могут».
Наша Сима очень любила фортепиано. Неслась со всех лап ко мне в комнату, услышав глухой стук клавиатурного клапа. Особенно ей нравилось тихо мурчать под сонаты Бетховена. Да, что там Бетховен. Вы бы видели выражение ее пушистой мордашки, когда из-под моих корявых пальцев выходил концерт Чайковского. Сима подтягивала ушки немного вперед, прикрывала золотистые глазки и слегка задевала меня высоко поднятыми хвостом. Так улыбаются кошки.
– Hаша Симона Андреевна в прошлой жизни была голубых кровей! – восторгалась мама.
К кошке с таким интересом к искусству обращаться без отчества было бы непростительным хамством. Сима засыпает – играй Mezzo-piano. Настороженно смотрит в окно – переходи на Forte. Охотится на солнечного зайца – подхватывай Staccato.
Я, как и наши соседи, не могла дождаться дня, когда отыграю свою контрольный этюд и навсегда распрощаюсь с музыкальной школой. Но как же быть с кошачьим уважением. В повседневной жизни наша Сима, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Мне отводилась роль прислуги, которой позволительно было заниматься кошачьими трапезами и уборкой лотка. Но стоило мне заиграть…
Последняя четверть пролетела незаметно. До красной корочки я так и не дотянула. Твердой ударницей закончила музыкальную школу и ни разу за лето не подошла к инструменту. Сима не настаивала. Лишь иногда теплыми вечерами она ложилась на крышку фортепиано и мурлыкала своим загадочным организмом о чем-то своем. Маме казалось, что ее мурчание очень походит на серенаду Шуберта. Какая глупость! Это же был Ноктюрн Шопена.
