На что уходит жизнь

Апрель сосульки отливает, вычеканивает,

И воздух щёлкающий так поголубел,

А у меня гаражный сторож выцыганивает

На опохмель.

И бульканье ручья под ледяною корочкой,

В которую окурок чей-то врос,

И ель апрельская со снежною оборочкой,

Попавшая за шиворот шолочкой,

И хор грачей своей чумной скороговорочкой –

Всё задаёт вопрос,

В котором все вопросы вдруг сошлись:

На что уходит жизнь?

Действительно, на что? На что она уходит?

Ответь мне сторож гаража… Да ты глухой, дед?

А может быть, не более ты глух,

Чем воспитавшие симфониями слух?

Мы часто глухи к дальним. Глухи к ближним,

Особенно когда из них всё выжмем.

С друзьями говорим, но их не слышим,

Свои слова считая самым высшим.

Пока она жива, к любимой глухи –

Услышим лишь предсмертный хрип старухи.

Мы совесть сделали нарочно глуховатой.

Мы совести забили уши ватой –

Так легче ей прослыть не виноватой.

А сколько времени ушло когда-то в прошлом

На забивание ушей себе и прочим!

Смерть вырвет вату, но ушей не будет.

Не слышат черепа. Их бог рассудит.

Ты в бывшем ухе, червь, не копошись!

На что уходит жизнь?!

Мир в гонке роковой вооружений,

Так глух он к булькотне земных брожений,

К ручьям в апрельской гонке бездорожности

В их кажущейся детскости, ненужности.

Не умирай, природа, продержись!

На что уходит жизнь?

Нас оглушили войн проклятых взрывы.

Не будем глухи к мёртвым, к тем, кто живы.

Страститесь, раны! Кровь, под кожу брызнь!

На что уходит жизнь?

Уходит жизнь на славу нашу ложную.

В бесславье слава вырастет потом.

Уходит жизнь на что-то внешне сложное,

Что вдруг окажется простейшим воровством.

Уходит жизнь на что-то внешне скромное,

Но скромных трусов надо бы под суд!

На мелочи, казалось бы, бескровные.

Но мелочи кровавы. Кровь сосут.

Мы станем все когда-нибудь бестелостью,

Но как нам душу упасти суметь?

Уж если умирать — мне знать хотелось бы:

На что уходит смерть?