Мой ум, завернутый в бумагу,
понимает,
что он завернутый.
Никто не пишет
полковнику, а жизнь все ближе
подкрадывается к подоконнику,
и что ей ответить
на этот немой призыв,
кроме некоторых сведений
констатирующего характера, о том,
что жив
во мне еще некоторый порыв.
О том, что солнце русское закатилось,
что я сижу в темноте, взыскую слова –
снаружи, или внутри, о вас,
или вторых и о третьих
лицах, тем временем я в отрыв
вхожу по количеству прожитых зря.
Из разряда растрат
времени, трафика, запятых, и, например, ноября.
В сущности, ничего не написано, потому что нельзя злоупотреблять
риторикой.
И только.
