Подчас тому, кому бы жить счастливым
В компании синицы щебетливой,
Смущают душу в небе журавли.
У чинных мам советского разлива
Фарфоровые девочки росли.
Росли на совесть, строго по лекалам.
Спина стрелой, колени сведены.
Родительниц рука перечеркала
Их жизни от начала до финала,
До одури, до ранней седины.
Ползут они в покорстве параличном
На тысячи кружков на мамин вкус.
Нельзя болтать с подругами о личном
И в дневнике мечтать о непрактичном,
Нельзя хотеть в малопрестижный ВУЗ.
Нельзя снимать счастливую личину,
Ходить в одном и том же - лучше смерть!
Нельзя общаться с дамой не по чину,
Нельзя влюбляться в слабого мужчину…
Да в сторону его смотреть не сметь!
Случается, начальственные леди,
Защёлкнув ручки офисных дверей,
За чаем соберутся на обеде,
Чтоб сравнивать и стравливать скорей
Своих чистопородных дочерей.
Одна из них как будто бы устала
Поддерживать приятельниц экстаз
И, кажется, давно уже не стала
Выкладывать в соцсети напоказ
Из грамот и наград иконостас.
Покинула гнездо её синица.
Волнующей мечтой окрылена,
Хмельной свободы выпила до дна,
А как настало время возвратиться,
Она вернулась. Правда, не одна.
Промолвила она, не пряча взора,
Со всею нежной простотой души:
“Знакомься, это мальчик из фарфора.
Смотри, какие дивные узоры!
Мы расписались.
...Мамочка, дыши!»
