Или то, что зримо мне,
Всё есть только сон во сне?
Э.А.По "Сон во сне"
Человек по имени Олаф жил один в своём доме далеко от людей. Весь его сад и дом в этом саду был окружён непроходимой стеной необычайно высокой крапивы со вплетённой в неё ежевикой.
И когда Олаф забирался на крышу, он видел, что крапива не кончается там, где кончается его взгляд. Во всей этой зелёной гуще не было ни единой дороги. Конечно, когда-то она здесь была, и Олаф ещё помнил, с какой стороны дома дорога врастала в жестокий кустарник.
Но человек не был стар и умело управлялся с ружьём, сбивая пролетающих птиц. К тому же кое-что он выращивал в саду, где уже сам по себе рос боярышник, жасмин, жимолость, дикий шафран и роза, мята душистая и лимонник, шиповник и шалфей. Не забывал Олаф и о крапиве с ежевикой.
И не было такого дня, чтобы загрустил Олаф, чтобы тонкая паутинка печали опутала его сердце - каждое утро, ещё до его пробуждения, к Олафу приходил друг. Откуда он приходил, не знал Олаф, и имени этого друга Олаф не знал; он и не спрашивал.
Друг появлялся в доме до того, как рассветёт, и разжигал огонь. Он собирал росу в саду. Когда плошка с росой закипала, он бросал туда сладкие коренья и пахучие травы с сушёными лепестками розы и будил Олафа.
Когда большое солнце выплывало из кустов крапивы, они встречали его, сидя на пороге дома с чашками чудного напитка.
Они без устали говорили о всяких пустяках: о беспечных бабочках, о смешных полёвках, шныряющих в кустах крыжовника за домом, о том, какими большими и вкусными бывают ежевичные ягоды, о ласточках и горихвостках, свивших множество гнёзд под крышей дома Олафа, и о том, как красиво качаются стебли крапивы в ветреную погоду. А когда они смотрели на небо, и по небу плыли низкие ослепляющие облака, друг рассказывал Олафу, на каких далёких зверей они бывали похожи. Олаф смеялся, потому что не верил, что есть на земле такие диковинные создания...
Но однажды Олафу приснился плохой сон. И он не стал пить утренний чай. Тогда и друг стал отчего-то необычно молчалив.
- Мне приснился плохой сон, - сказал, наконец, Олаф.
- Да, - ответил друг.
- Я совсем его не помню, но теперь мне грустно.
- И я буду с тобой грустить.
Они смотрели, как всегда, на небо, но облаков почему-то не было. И неразлитый чай остывал в плошке.
- Я-то, - опять перебил Олаф стрёкот невидимой цикады, - когда-нибудь умру.
- Нет, - сказал друг и посмотрел сначала на Олафа, потом на плошку.
- Ты подбадриваешь меня, но и ты когда-нибудь ко мне не придёшь.
- Отчего же! Я всегда буду с тобой. Мы всегда будем пить утренний чай, говорить обо всём, и я буду всегда смотреть как ты охотишься на лесных голубей и перепелов к ужину.
- Но все люди умирают!
- Это так.
- И я умру.
- Нет.
- Но почему?!
Друг разлил холодный чай по чашкам и одну протянул Олафу; тот её взял.
- Потому, мой милый, что это уже случилось.
Цикада внезапно цвиркнула чуть громче обычного и замолкла.
- И давно? - спросил Олаф.
- Давно, - ответил друг.
- Как это случилось?
- Враг удар тебе нанёс прямо на пороге дома...
Олаф заметил, что ласточки, носившиеся в воздухе, куда-то подевались. И за домом стало почти совсем тихо.
- А ты? - поднял он голову с колен, - Значит умрёшь ты.
- Нет.
- Ты тоже умер?
- Я сам Смерть.
С минуту они молчали. Но Олаф вдруг сказал:
- Стало быть, ты всё равно уйдёшь, чтобы брать жизни у других.
Друг улыбнулся:
- Не уйду. Я твоя Смерть.
- И ты останешься здесь, со мной?
- Да.
- И каждое утро мы будем пить чай и разговаривать?
- Да.
У самых их ног приземлился большой кузнечик с фиолетовыми крылышками и начал своё удивительное пение.
- Всегда-всегда?
- Даже если будет туман или пойдёт дождь.
- Я люблю тебя, Смерть! - воскликнул Олаф.
- И я тебя тоже люблю, Олаф, - сказал друг.
Никогда больше не снились плохие сны Олафу.
Враг удар тебе нанёс
Прямо на пороге дома...
Хосе Соррилья ""Дон Хуан Тенорио""
