Кто обидит меня — тому ни часа
«Кто обидит меня — тому ни часа,
Ни минуты уже не знать покоя:
Бог отметил меня и обещался
Воздавать за меня любому втрое.
Сто громов на обидчика обрушит,
Все надежды и радости отнимет,
Скорбью высушит, ужасом задушит,
Ввергнет в ад и раскаянья не примет.
Так что лучше тебя меня не трогать,
Право, лучше тебе меня не трогать».
Так он стонет, простертый на дороге,
Изувеченный, жалкий, малорослый,
Так кричит о своем разящем Боге,
Сам покрытый кровавою коростой,
Как змея, перерубленная плугом,
Извивается, бесится, ярится, —
И спешат проходящие с испугом,
Не дыша, отворачивая лица.
Так что лучше тебе его не трогать,
Право, лучше тебе его не трогать.
Так-то въяве и выглядит все это —
Язвы, струпья, лохмотья и каменья,
Знак избранья, особая примета,
Страшный след Твоего прикосновенья.
Знать, зачем-то потребна эта ветошь,
Ни на что не годящаяся с виду.
Так и выглядят все, кого отметишь —
Чтоб уже никому не дать в обиду.
Так что лучше Тебе меня не трогать,
Право, лучше Тебе меня не трогать.
1996
Other author posts
Словно на узкой лодке пролив Байдарский пересекая
Словно на узкой лодке пролив Байдарский пересекая, Вдруг ощутишь границу: руку, кажется, протяни — Там еще зыбь и блики, а здесь прохлада и тишь такая Правишь на дальний берег и вот очнешься в его тени
Теперь мы встречаемся в странных местах
Теперь мы встречаемся в странных местах, С дежурной улыбкой на бледных устах, Своих узнавая по слову, по жесту, по дрожи (во всякое время дрожим),
Вот мать потерявшая сына В ее комнатушке
Вот мать, потерявшая сына В ее комнатушке — Одни фотографии: в десять, в двенадцать, в шестнадцать, а умер он в двадцать, желтуху схватив «на картошке»
Восьмая баллада
И если есть предел времен, То зыбкий их объем Меж нами так распределен, Чтоб каждый при своем