Смотрю на этот мир в зеркальной раме,
То прихожу к печальным выводам опять:
У нас лишь доллар поднимается утрами,
Об остальном мне даже стыдно вспоминать.
Мне стыдно, милая, в кафе садясь за столик,
Среди разгула и веселья посреди
Воспринимать лишь только твой духовный облик,
А не расстегнутую блузку на груди.
Но, к сожалению, я не имею смелость
Сказать при всех, уподобляясь тамаде,
Что он не так богат, как это б мне хотелось,
И потому я одинок в своей беде.
И потому, когда во мне бряцает лира,
И мы под музыку идём ко мне домой,
Несовершенство окружающего мира
Мешает нашей адекватности с тобой.
Взгляни, как много в мире горя и кручины,
Как озабочен на работе Джон Маккейн,
Как вымирают в Мозамбике бабуины
И как некачественно делают портвейн!
А ты заводишь эту старую пластинку
И забираешься с ногами на кровать,
И пробуждаешь первобытные инстинкты,
Верней, пытаешься во мне их пробуждать.
Во время кризиса не хочется стриптиза.
Ты лучше б, милая, задумалась о том,
Что ради удовлетворения каприза
Мне надо сделаться бесчувственным скотом
И потерять к себе остаток уваженья
И уподобиться духовному дерьму,
И совершать вот эти глупые движенья,
Не приносящие ни сердцу, ни уму
Чего-нибудь, что очищало бы мне душу,
Что приводило бы к катарсису в себе…
Вот так вот, милая, задумайся, послушай,
Вообще, не мне должно быть стыдно, а тебе!
Ты посмотри по сторонам, моя родная,
Уже ничто не поднимается вокруг,
Деревья медленно свою листву роняют
И прогоняют перелётных птиц на юг.
Уже висит на волоске над нами осень,
Дома надели облака, как свитера…
Лишь доллар нынче на отметке двадцать восемь.
Опять на три копейки выше, чем вчера
