Перед прозой

На подмосковной даче слетает жёлтый лист,

Последний тёплый месяц, тридцатое число.

Гоняет по участку ребёнок-футболист,

Стоит на солнцепеке расхлябанный шезлонг.

О, как здесь веселились, как горевали здесь

В июне и в июле под дождик и туман.

Какие только люди перебывали здесь!

Когда-нибудь об этом я напишу роман.

Съезжались гости поздно, в двенадцатом часу;

Смеркалось еле-еле, стоял солнцеворот.

Был тамада прекрасен и ни в одном глазу,

А гости, к сожалению, совсем наоборот.

Смеялись, целовались, терзались как могли.

Кого-то поминали под яблочный пирог,

Кому-то отпускали слова, грехи, долги;

Кому-то говорили: «Вот Бог, а вот порог!»

Брюнетка с перламутром помады до ушей,

Студентка в белых кедах, готовившая чай,

Любитель бледноватый цветных карандашей -

Я всем сказал однажды:

«Прощай, прощай, прощай!»

Спешила электричка, шуршал таксомотор,

Одни ушли, другие придрались к пустякам.

И только тамада наш, известный самодур,

Не замечал пустыни и наливал стакан.

Он выплеснул на скатерть последнее вино,

Заляпана посуда, и заалел крахмал.

«Ну, тамада, скажите, кто этому виной?»

Но тамада уходит, должно быть, он устал.

Последний тёплый месяц, осенняя жара,

Которую всё лето мы ожидали здесь.

И я сижу под клёном с восьми часов утра,

Как будто в этом клёне вся честь моя и спесь.